Мальтийский крест. Том 1. Полет валькирий - Василий Звягинцев

— Сегодня действуй в пределах того, о чём сейчас договорились, и смотри, что в итоге получится. А завтра с утра позвони мне, вдвоём над проектом поработаем…

Анастасия сразу и не поняла, какой именно проект имеет в виду Ляхов. Служебный или касающийся её с Валерием отношений.

…Вот она и повела себя с Уваровым, как посоветовал Вадим Петрович. Сказать, что он был ошеломлён её выходкой — ничего не сказать. Он был одновременно деморализован и счастлив. Более ясного намёка об истинных чувствах Насти представить невозможно. Конечно, правильнее было бы самому ей всё сказать, но… Старший офицер, объясняющийся в любви рядовому бойцу — нонсенс всё-таки. Или — использование служебного положения в личных целях.

Манеры Майи она копировала просто потому, что ощущала с ней и с Ляховым эмоциональную близость. Вообще в её теоретическом багаже имелось не меньше двух десятков типовых схем поведения в подобной ситуации. С Новиковым той ночью Дайяна велела использовать вариант «гимназистка». Сейчас больше подходил — «Бабетта идёт на войну»[85]. Откуда взялся термин, Анастасия не знала. Мадам Дайяна умела придумывать самые неожиданные названия для своих разработок.

Уваров постепенно оттаивал, испытывая огромное облегчение от того, что чувствовал — от него, кажется, больше ничего не зависит. Никаких особых слов до сих пор сказано не было, но они и не требовались. Пока. И без того всё ясно и понятно. Зато он испытывал настоящую ревность, когда присутствующие в зале мужчины смотрели на его любимую откровенными взглядами, и тем более со всеми правилами приличия спрашивали у него разрешения пригласить Настю на танец.

Она почти никому не отказывала и танцевала великолепно, он нервничал, но когда девушка возвращалась за столик, делал вид, что рад за её успех. Сам же станцевал с ней всего два раза. Не хотелось под взглядами публики, пусть и отборной.

Кстати, Уваров явственно ощутил, что за всем происходящим кроется рука и стиль Ляхова. Настя сама никогда бы не додумалась, не рискнула пригласить влюблённого командира именно в этот ресторан, где состоялось представление «валькирий» руководству «печенегов», где они впервые увидели друг друга и Валерий ощутил пробежавшую между ними искру.

Нет, он, безусловно, был благодарен Вадиму Петровичу и за ту встречу, и за сегодняшний вечер, но никуда не деться от ощущения, что им манипулируют.

«Ну и чёрт с ним, — подумал Уваров, — пусть даже и так. Иначе вообще неизвестно, чем бы всё кончилось. С Настиным характером её сегодняшняя вспышка могла бы закончиться очень печально. Для меня. Всё оборвалось бы, не начавшись. Окончательно и навсегда только „подпоручик Вельяминова“, и никак иначе. А мне — подавать рапорт о переводе в другой гарнизон, подальше от Москвы. Потому что встречать каждый день равнодушный взгляд и слышать только уставные ответы… Проще застрелиться».

О завтрашнем дне они не говорили, но мысли о нём Валерию прогнать не удавалось, при всём его эмоциональном подъёме. Что же такое она сумеет придумать, не доступное ни ему, ни даже Чекменёву?

Развлекая Настю, Валерий превзошёл самого себя. Он сыпал никогда не слышанными девушкой анекдотами, рассказывал, непременно в юмористической форме, о своей прошлой службе, о басмачах, моджахедах, хунхузах, польских инсургентах и обороне сказочной Берендеевки от скопищ диких горцев, спустившихся прямо со страниц повестей Бестужева-Марлинского и четырёхтомного труда историка Потто «Кавказская война». Потом вдруг вспоминал стихи, разительно отличающиеся по тональности от только что старательно демонстрируемой лёгкости отношения к жизни:

Я не унижусь пред тобою.

Ни твой привет, ни твой укор

Не властны над моей душою…

…Ты позабыла, я свободы

Для заблужденья не отдам.

И так пожертвовал я годы

Твоей улыбке и глазам…

Я был готов на смерть и муку,

И целый мир на битву звать,

Чтобы твою младую руку —

Безумец! — лишний раз пожать!..

* * *

И скучно, и грустно,

И некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Желанья!.. Что пользы напрасно

И вечно желать?

А годы проходят — все лучшие годы!

* * *

Тебе опять совсем не надо

Ни слов, ни дружбы. Ты одна.

Шесть сотен вёрст до Петрограда

Заснежены, как тишина…

Настя положила свою тёплую ладонь поверх его руки.

— Что это вдруг с тобой случилось? Откуда вдруг такой минор? Я, возможно, и ошибаюсь, но как-то не ко времени… Или — что?

— Да нет, ничего, извини. Нахлынуло вдруг. В молодые годы в нашей компании модно было этакое, лермонтовско-печоринское… Вот не пригласила бы ты меня сегодня, только и осталось бы поэзией былых веков утешаться. Не мы, мол, первые, не мы последние…

И больше ничего, относящегося к собственным чувствам, он не сказал. Анастасию это задевало, ей хотелось окончательной ясности и определённости. Отпущенное самой себе количество шагов навстречу она сделала. Что ещё требовать от девушки?

С другой стороны, то, что он так скуп на слова и сдержанн в поступках, её радовало. Значит, действительно не пустяк для него их с таким трудом налаживающиеся отношения, не мимолётное увлечение, не пустой флирт. Ну, посмотрим, посмотрим…

Учёба в Новой Зеландии не прошла зря. Майя, Татьяна, Наталья Андреевна — каждая по-своему кое-чему её научили. Прежние уроки Дайяны если не забылись, то отодвинулись за пыльные кулисы чужого теперь театра.

Наконец вечер себя исчерпал. Пора было уходить. Только до сих пор непонятно, куда и как.

Они шли по ночным, почти затихшим улицам, то широкими, ярко освещёнными проспектами, то кривыми, безлюдными, совсем провинциального вида переулками. Анастасия знала центр Москвы довольно прилично, но сейчас не могла уловить общего направления. С равным успехом могли выйти и в район расположения части, и куда-нибудь ещё.

Было достаточно того, что Валерий держал её ладонь в своей, говорил что-то, говорил, и будто машинально перебирал тонкие пальцы правой руки. (Шёл подполковник по-офицерски, справа от дамы).

Она их время от времени стискивала, будто боялась, что отпустит.

Наконец остановился перед парадным подъездом тяжеловесного многоэтажного дома, изукрашенного полуколоннами, башенками, кирпичным кружевом, не хуже Исторического музея.

— В казарму возвращаться уже поздно, — сказал Уваров, посмотрев на светящийся циферблат часов под фронтоном. — Если хочешь, будь моей гостьей. Места хватит…