Я (не)буду твоей - Арья Данте

бесконечный поток слез, который ни черта не смывает мою скорбь и печаль, а только еще больше разматывает меня перед лицом жестокой реальности.

И тогда я опускалась под воду своей крошечной ванны и кричала, что есть силы, а потом тянула жизненную энергию Аль-Надира еще и еще, но даже это не давало мне облегчения. Я в раздражении выныривала, а затем и вовсе выходила из воды, в бешенстве, рывками вытирала свое мокрое тело, пока не натыкалась на метку, которая своими витиеватыми щупальцами овивала мое тело: шею в районе роста волос, плечи, спускалась по позвоночнику, едва касалась ягодиц. Пометил меня, собака сутулая! И новая волна гнева всколыхнулась в душе. Не выйдет, это всего лишь метка…

Но стоило мне только успокоиться, хоть немного прийти в себя, как утром неведомая сила выдернула меня из постели. Мое сердце суматошно колошматило о ребра, грозясь выломать их к чертям собачьим. И я поняла тогда, кто именно ко мне пришел.

А когда увидела, глазам своим не поверила. Святой Космос, что я сотворила с ним! От былого Килиана Аль-Надира осталось только имя, все. Этот сгорбившийся, высушенный ходячий труп, с торчащими в разные стороны пучками оставшихся на голове волос, никак не мог быть Ра Справедливости. Но он им был.

И он притащил ко мне свою тощую, трусливую задницу? Чтобы, что? Что бы опять заливать о том, как ему плохо, как ему тяжело, как он страдает? Ну так и я решила тогда показать ему, что такое настоящие страдания, что такое адская боль и отвратительное бессилие перед лицом смерти, которая равнодушно забирает твоих детей.

Простым «прости» тут уже не поможешь, Кил. Цветы, ягодки и бесконечные слова, которые для меня ничего не значили — все в топку. Раньше, я за них душу продала бы, а сейчас ими можно было разве что подтереться.

Я ему не верила! И выплеснула свою злобу, свое отчаяние на него так, как могла, отшвырнула как ненужный хлам, ломая кости и разрывая сухожилия. Уходи, Кил, уходи и никогда не возвращайся!

От моего дома тогда, переломанного и без сознания, на грани жизни и смерти, Аль-Надира уносили Великий и Демон смерти. Плевать ли мне было? Плевать! И ночью я плакала вовсе не потому, что мне было жаль его. Не жаль, нисколечко!

А потом потянулись дни, одинокие и беспросветные, серые, унылые и монотонные. И я вновь хотела, чтобы он пришел, чтобы сцедить на него весь свой яд, чтобы наорать, прогнать, растоптать все его тщедушные потуги. Только бы не одной. Мне нужен был козел отпущения, чтобы все-таки высказать ему все, чтобы показать, что меня его предательство не сломило.

И он пришел, и высказался, наплел мне с три короба, мол давно понял, что любит, что то, что он говорил и делал на Ци-Иру не помнит, что он вообще больше двух лет обо мне тихо мечтал, по ночам рыдая в подушку. Ну-ну, ага-ага, да-а-а-а!

Нет, ну вы бы поверили в эту чушь? Ну вот и я не поверила. И я сказала, как есть, все, что накипело. Расставила все точки там, где они давным-давно уже должны были стоять. Не будет, между нами, больше ничего, кроме выжженной пустыни. Что же до метки? Ну, ничего, пусть будет для красоты.

А потом развернулась и ушла, чтобы опять, в ванной, под толщей воды орать во всю глотку от безысходности и тоски.

Одна…

Глава 58

Ванда

Ожидаемо этот великовозрастный балбес не внял моим угрозам. Его не было три долгих дня, а потом я стала замечать, что он начал таскаться ко мне. Ох, и зла же я была на этого полиморфа, слов нет. Но выловить с поличным его у меня не получалось.

Вот и сегодня утром я встала, чувствуя чужое присутствие, но, когда выбежала на улицу, там уже никого не было. Только дрова, что были вчера нарублены, сегодня он аккуратно сложил в поленницу. Мне же осталось только сердито поджать губы и вернуться в дом. Ишь, помощник мне тоже нашелся!

На следующее утро, я обнаружила, что забор, покосившийся и завалившейся в задней части участка вновь стоит прямо, а прогнившие рейки аккуратно заменены. Еще утро — и забор оказался аккуратно выкрашенным в белый цвет. И где только краску раздобыл, супостат?

Ох, и бесит же он меня! Сил нет! Зря защитный купол убрала, дура.

После того как фронт ремонтных работ очевидно подошел к концу, под дверями моего дома начали появляться корзинки с ягодами, свежая рыба, переложенная льдом, освежеванные кролики, куропатка, а в последнее утро перед бурей, букетик полевых цветов.

Как же он не понимает, что рвет мне сердце на живую? Что всеми этими бесполезными телодвижениями только заставляет лишний раз заходиться в отчаянии от невозможности ничего изменить. Я не прощу его! Никогда! Землю жрать буду, но не смогу быть с тем, кто бросил меня и наших детей, а потом вдруг нарисовался как ни в чем не бывало. Столько лет издеваться надо мной, а потом на полном серьезе заявить: «дак, это же я, любя, Ванда, ну ты это, не злись». Да пошел ты в жопу, Кил!

Поэтому, в это утро я специально подловила его, чтобы сделать последнее асаховское предупреждение.

— Я так и знала, что плевать ты хотел на мои просьбы и желания, — он планомерно рубил дрова, снова такой же, как прежде, сильный и поджарый, только вот на голове нет непослушных вихров, а только короткий ежик волос.

Аль-Надир же только замер в нерешительности, а потом, не поворачиваясь и не поднимая на меня глаз, сказал:

— Прости, малышка, я просто пришел помочь. Я не попадаюсь тебе на глаза, как ты и просила. Просто находиться вдали от тебя невыносимо.

— А мне невыносимо, что ты хоть и незримо, но присутствуешь в моей жизни, — с ненавистью в голосе выплюнула я, — что тебе важнее, Кил, мои чувства или твои желания? Ну же, расставь правильно свои приоритеты еще раз.

И я видела, как судорожно он вздохнул, зажал двумя пальцами переносицу, а потом кинул на меня всего один взгляд и кивнул, признавая свое поражение. И, если бы я не знала Килиана Аль-Надира как облупленного, то, наверное, сказала бы, что в его глазах был океан боли и тоски.

— Это тебе, — кивнул он на букетик полевых цветов, лежащих на чурке, а потом подхватил куртку и, не оборачиваясь ушел в гущу леса.

Славненько, туда тебе и