Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд

В конце концов Рана стала посвящать часы своей безмятежнойрадости — работе. Она принялась за изучение транссветовой связи. В этом ейоказала неоценимую помощь легисская библиотека. Почти сразу же Рана отыскалатам необходимую экспертную программу. Там были указаны нужные тексты, скоторыми Рана быстро ознакомилась и почерпнула немало сведений, расширивших ееэлементарные познания о ретрансляторных устройствах. Программа словно быпонимала Рану, и та легко усваивала знания, принимавшие именно ту форму, какаясоответствовала ее образу мышления. Своеобразный, компьютероподобный ум Ранывыхватывал из хаоса информации нужные сведения и питался ими. Херд принесладомой оборудование для воздушного экрана и проектор вторичного зрения, чтопозволяло Ране погружаться в полную синестезию. Она блуждала посредихитросплетений данных, раз за разом выхватывая из них добычу. Херд ни разу неговорила Ране о том, какую именно цель она преследует здесь, на полюсе, ноизыскания, похоже, шли как бы сами собой, сами собой управляли.

У Раны вызвали восхищение вспомогательные приемныеустройства центра, собиравшие обычные сообщения со всей планеты ипереправлявшие их на транссветовую решетку. В центре было установлено многотаких систем — на тот случай, если бы отказали кабельные линии связи, но Рануособенно привлекла группа прочных небольших саморемонтирующихся устройств,установленных посреди полярных пустошей вокруг центра. Они были похожи на тенедорогие, довольно распространенные приборы, которыми Рана прежде пользоваласьв микроастрономии. Прочность этих машин позволяла им выдерживать арктическиезимы, землетрясения и террористические акты.

Проведя за этими занятиями несколько бессонных суток, Ранапогрузилась в сон, который продлился неведомо сколько времени. Когда онапроснулась, рядом с ней была Херд и прикладывала к ее воспаленному лбу холоднуютряпку. Обычная радость пробуждения переполнила Рану. Теперь к этой радостипримешивалась уверенность, созданная новыми познаниями. Эта уверенностьсквозила во всем — в блеске глаз Херд, в том, как ловко и изящно она выжимаетлишнюю воду из тряпки. Ожил воздушный экран — и на нем возникла картинаизысканий, осуществленных Раной. Комнату наполнил аромат озарения.

— Экспертная программа, — произнесла Ранапо-риксски. — Ее создал гигантский разум, да?

Херд кивнула и тихо ответила:

— Он всегда с нами.

По-риксски вся фраза свелась к одному слогу.

В другой руке рикс держала рыжий парик. Волосы Раны, такдавно остриженные, теперь казались ей чужими. Херд надела на нее парик. Оноказался теплым, как будто его только что вынули из духовки, и прекрасноподошел Ране.

— Завтра ты будешь Раной Хартер, — сказала Херд.

Мысль о том, что придется выйти из дома, напугала Рану.

— Но ведь я даже не знаю, чего ты хочешь, —сказала она, перейдя на диалект Легиса. Имперский язык вдруг показался ейгрубым, рот словно наполнился густой кашей.

— Нет, знаешь, — ответила рикс.

Рана покачала головой. У нее сформировалась мысль на родномязыке. Она не знала ничего. Как на протяжении всей своей жизни, она ощущаланепоколебимую уверенность.

— Я не понимаю. Я недостаточно умна.

Херд улыбнулась и приложила ко лбу Раны холодную тряпку. Отэтого прикосновения волнение Раны усилилось. Отдельные нити стали сплетатьсямежду собой: почерпнутые за время поиска данные об устройстве ретрансляторов,зародившееся постижение формы и вкуса риксской культуры, чувства, рожденныеприсутствием Херд, — звуки стремительных фуг Баха, блеск зернышек проса.

Совершенно неожиданно Рана Хартер поняла, что знает желаниегигантского разума.

Херд заработала руками, зажужжали сервомоторчики. Рикснаносила на раздраженную кожу Раны какой-то крем. Ощущение было восхитительное.Крем, подобно волшебному бальзаму, исцелял Рану от лихорадочного чувстваозарения.

— Не бойся, моя удачная находка, — приговариваларикс. — Александр теперь с тобой.

Александр. Оказывается, у него было имя. Рана прикоснуласькончиками пальцев ко лбу.

— Внутри меня?

— Везде.

Старший помощник

Кэтри Хоббс наливала воду в стакан. Вода лилась тоненькоймедленной струйкой, пока не наполнила стакан до краев. Кран выключилсяавтоматически, не дав ни капле пролиться через край. Нет, пока потребление водына борту «Рыси» не ограничили, но бесполезная трата чего бы то ни было несочеталась с флотской эстетикой.

Хоббс медленно отвернулась от раковины. Взгляд зеленых глазбыл прикован к движениям ее собственной руки. Она пристально наблюдала за игройсил поверхностного натяжения, удерживавшего воду в стакане. Хоббс сделаланесколько шагов — ровно столько, сколько было нужно, чтобы пересечь каюту.Наверное, со стороны ее движения напоминали утрированную пантомиму. Стаканказался до странности тяжелым, хотя высокое ускорение, с которым шла «Рысь», поидее, полностью корректировалось. Может быть, лишний вес лишь мерещился ей, былследствием стресса? А может быть, у Хоббс попросту устали руки из-за постоянныхскачков легкой гравитации.

Однако, вероятно, все дело было в ощущаемом еюразочаровании. Не успела она опомниться после откровений Зая, как началисьвсякие пакости, вызванные высоким ускорением.

Обычно издержки пребывания в условиях искусственнойгравитации лишь немного беспокоили Хоббс — не сильнее, чем морская болезнь вовремя поездки на большом прогулочном лайнере на родной Утопии. Но сейчас «Рысь»двигалась с ускорением в десять g, и все отрицательные аспекты легкойгравитации проявлялись значительно сильнее.

С точки зрения теории поля, легкая гравитация представляласобой классическую метахаотическую систему, полную случайных аттракторов,стохастических перегрузок и уймы прочих математических химер. Колебания массы содной стороны солнечной системы могли непредсказуемым и порой фатальным образомповлиять на легкие гравитоны с другой стороны. Не сказать, чтобы эту картинумолено было уподобить смерчу, завертевшемуся из-за того, что мотылек помахалкрылышками, и все же быстрое вращение семи газовых гигантов, входящих в системуЛегис, а также мощные вспышки на солнце создавали хаос, воздействующий навестибулярный аппарат.

Действие высокого ускорения ощущалось и на суставах. Каждыенесколько минут в самых простых движениях вроде шагов по каюте что-то было нетак, неправильно — например, пол казался слишком твердым. А бывало, чтопредметы вдруг выскальзывали из рук, словно их тянул к себе кто-то невидимый.Каждая из этих неприятностей не была так уж страшна сама по себе, но постояннаянепредсказуемость самых обычных событий постепенно изматывала, истощаларефлексы, колебала веру в реальность. Теперь Хоббс уже не доверяла себе в самыхэлементарных действиях, так же как не доверяла и собственным эмоциям.

Какой же она была дурой.