Последний оракул - Джеймс Роллинс

Его пальцы сжались в кулак.

Похоже, это была та же организация, которая докучала ему в Индии, пытаясь добраться до результатов исследований доктора Полка и возродив к жизни то, что, как считал Николай, умерло вместе с самим ученым. Одна попытка обрубить этот «хвост» провалилась, но, быть может, eще не все потеряно.

После этой неудачи у Николай состоялся один короткий телефонный разговор.

Судя по всему, группа американцев в Индии подбиралась к тому, что доктор Полк хранил в тайне от всех. К чему-то, что имело очень большое значение для исследований профессора. К чему-то важному и связанному с детьми. Но к чему именно?

Елена перевернулась на кровати и приподнялась, опершись на локоть. Когда она заговорила, в ее голосе звенела тревога.

— Что ты намерен предпринять в отношении маленькой Саши?

Николай знал: все подобные дети очень близки друг к другу. Воспитываясь вместе в Муравейнике, старшие нередко брали на себя родительские функции по отношению к младшим. Елене были особенно дороги Саша и ее брат.

Но Николаю эта парочка также была чертовски нужна.

Он улегся на кровать, а Елена, свернувшись калачиком, прижалась к нему — испуганная и злая. Ее рука нырнула под халат Николая и легла на его бедро. Кожа женщины была лихорадочно горячей. Он заставил ее ждать слишком долго.

Затем длинные ногти внезапно впились в его кожу. Елена подняла на него глаза, в которых, требуя выхода, пылал огонь. По бедру Николая но текли струйки крови. Это было восхитительное ощущение — словно кто-то лизал его кожу кончиком горячего и ненасытного языка.

Елена заговорила, и в ее голосе прозвучала стальная решимость — не допускавшая возражений, повелительная, требовательная:

— С маленькой Сашей ничего не должно случиться!

Ее пальцы снова сжались, отчего все тело мужчины пронзила сладостная боль. Он судорожно выдохнул и ответил:

— Необходимые меры уже принимаются. Все, что нам нужно, это... Ногти женщины еще глубже впились в его плоть.

— ...это что-нибудь для обмена.

23 часов 45 минут

Пенджаб, Индия

Полоснула молния, осветив внутренний зал храма, затем грянул гром. Элизабет пошла следом за Греем к гигантскому колесу чакры на дальней стене. Он положил ладонь на символ. Когда Грей крутил монету, он осознал нечто важное.

— Поскольку я изучал индийскую философию, мне известно, что в центре колеса чакры расположены буквы из санскрита, обозначающие точки на теле человека, центры накопления и преобразования энергии. Муладхара, основная из чакр, в основании позвоночника. Манипура — в области солнечного сплетения. Анахата — на сердце.— Грей уставился вверх.— Это колесо — пустое. Здесь нет вообще ничего.

— На монете оно выглядит так же,— осторожно заметила Элизабет, не понимая, куда он клонит.

— Вот именно.— Грей передал ей монету.— Но представь, что ты смотришь сквозь монету. Что ты видишь в центре противоположной стороны?

Элизабет повертела монету в руке, переворачивая ее то так, то сяк. В центре храма находилась буква «эпсилон», на другой стороне — в той же точке — располагался центр колеса чакры.

— Буква «эпсилон»,— пробормотала она.

— Та же самая буква находится и на противоположной стороне этого колеса чакры.— Он повернулся к Мастерсону.— Не могли бы вы одолжить мне вашу трость?

Профессор с видимой неохотой передал ему трость.

Грей отступил на шаг, уперся тростью в край центральной части огромного символа и налег на нее всем телом. Его мышцы напряглись. Маленький круг сдвинулся с места, повернувшись вокруг своей оси, словно вентиль в трубе.

— Потайная дверь! — воскликнул Мастерсон.

— А ну-ка помоги забраться,— приказал Грей Ковальски. Гигант опустился на одно колено и сплел пальцы рук. Грей встал ногой на это «стремя» и поднялся достаточно высоко, чтобы дотянуться до мраморной плиты и толкнуть ее внутрь. Нижний край потайной двери располагался в десяти футах от пола, но Ковальски поднял командира по выше, и тот пролез в открывшееся отверстие.

— Здесь ступени! — крикнул Грей, как только его ноги исчезли из поля зрения остальных.— Они вырезаны в песчанике и ведут вниз!

Элизабет не терпелось увидеть, что находится по ту сторону, и она подошла к Ковальски следующей.

— А теперь помоги мне.

Она встала на колено великана, но тот взял ее за талию и легко, словно перышко, поднял вверх. Он был силен. Женщина ухватилась за край отверстия и стала шарить ногой в поисках опоры, чтобы забраться внутрь. Наконец ее подошва во что-то уперлась.

— Ой, это мой нос! — прогнусавил снизу Ковальски.

— Извини.

Он взял женщину за колено и поставил ее ногу на свое плечо. После этого для нее уже не составляло труда, оттолкнувшись от твердой, как скала, опоры, пролезть в отверстие. Грея она обнаружила стоящим на лестнице и шарящим лучом фонарика по стенам. Те были испещрены причудливой смесью символов и букв.

— Опять Хараппа,— напряженно проговорила она и поднялась на ноги.

— Взгляни-ка на это,— сказал Грей, повернул фонарик и направил его луч на обратную сторону черной мраморной двери.

На ней была глубоко высечена большая заглавная буква «эпсилон». Он оказался прав.

Элизабет вынула фотокамеру и сделала несколько снимков. Пока она этим занималась, к ним присоединились Розауро и Лука. Грей выглянул наружу.

— А вы, доктор Мастерсон?

Сквозь отверстие Элизабет видела стоявшего внизу профессора.

— Такие упражнения — для людей помоложе меня,— ответил он, устало опираясь на трость.— Потом расскажете, что вы там нашли.

— Я тоже останусь здесь,— проговорил Эйб, но в его голосе звуча и скорее страх, нежели усталость.

Элизабет заметила: чем дальше они продвигались, тем сильнее он нервничал.

— Ковальски,— позвал Грей.— Останешься тут. На тот случай, если возникнут непредвиденные осложнения.

— Я не против,— ответил бывший морской пехотинец.— Тем более что мне вряд ли удалось бы пролезть в эту мышиную нору.

Он взглянул на Элизабет, молчаливо призывая ее быть осторожной. В небе снова громыхнуло, и этот звук отдался в камнях.

— Пошли,— сказал Грей.

Освещая себе путь фонарем, он стал спускаться первым. Следующей шла Элизабет, за ней — Розауро и Лука. Ладонь Элизабет скользила по стене. Настенные надписи спускались вместе с ними. Этот древний язык хараппцев так и не был расшифрован — в основном из-за того, что сохранилось крайне мало его образцов. Археологи до сегодняшнего дня искали Розеттский камень для этого языка, который позволил бы прочитать древние иероглифы.