Игра без правил - Максим Гарин

– Ладно, – сказал Французов. – Звучит убедительно, за копейку вы все удавитесь. А ты, – обратился он к Горохову, снова сдавливая его горло и перекрывая тому кислород, – больше не хами. Вежливость – основа взаимопонимания.

Он небрежно отшвырнул Стручка в угол и брезгливо вытер руки о джинсы, испещренные бурыми пятнами еще с той веселой ночи в "Атлете". Стручок с грохотом обрушился на пол, перевернув по дороге стул, на котором стояла посуда с остатками ужина.

Капитан вернулся к своей кровати и уселся на нее, выжидательно разглядывая Хряка.

– Ну, – сказал он таким тоном, каким, наверное, разговаривал у себя на плацу или где он там еще спускал три шкуры с рядовых необученных, – я слушаю.

– Ты не нукай, – окрысился Хряк, – я тебе не твоя десантура.

– Это уж точно, – заметил Французов. – Так что у вас произошло? Телефон испортился, мастера ждете?

– Кутузову пришлось срочно перебазироваться, – сказал Хряк первое, что пришло в голову, потому что отступать дальше было просто некуда. – На него менты вышли, ну и покатила такая масть, что либо линять, либо… Ну сам понимаешь – заложница и все такое…

А там, где он затихарился, телефона нет.

– Бред собачий, – сказал капитан. – Нипочем не поверю, что во всей вашей шараге ни одного мобильника не найдется. А если даже он там без телефона, то откуда такие подробности?

– От верблюда, – проворчал Стручок, с помощью охранника выбираясь из угла и брезгливо стряхивая с себя недоеденные капитаном спагетти. – Все тебе расскажи, всех тебе сдай… Знаешь, кому все рассказывают?

Тому, кого через минуту собираются пришить. Ты это запомни. И еще запомни: еще одна такая выходка, и я тебе все расскажу – и про себя, и про всех нас, и вообще про все, что захочешь.

– Мозоль на языке натрешь, – сказал капитан. – Срань господня, хозяин жизни… Персона грата, мать твою. Ты меня не пугай, не такие пугали. В следующий раз, когда войдешь без стука, проломлю кулаком башку, и вся недолга. А твою долю от выигрыша вот Хряк с ребятами поделят, да и мне, глядишь, отстегнут что-нибудь сверх нормы. А?

Хряк едва удержался от смеха, наблюдая одновременно за Стручком и охранником. Стручок, как и следовало ожидать, был вне себя, а вот охранник вдруг приобрел непривычно задумчивый вид: очевидно, мысль о том, чтобы поделить Стручковы бабки, сильно задела его за живое, поскольку доля обещала быть немалой.

Горохов слепо зашарил рукой по левой стороне груди, как сердечник в самом начале приступа. На самом деле, конечно же, он нащупывал не сердце, а рукоятку пистолета, но ярость его была так велика, что он никак не мог залезть под лацкан пиджака, все время попадая пальцами в наружный карман, где у него, как у всякого культурного человека, лежал носовой платок. Очевидно, последний выстрел Французова угодил точно в цель:

Стручок вовсе не был настолько наивным, чтобы рассчитывать на такие старорежимные вещи, как верность и товарищество.

Видя, что события снова принимают нежелательный оборот, Хряк предусмотрительно вклинился между спорщиками, что стоило ему немалых моральных усилий. Он все время чувствовал спиной нацеленную точно между лопаток девятимиллиметровую погибель. "ТТ" – это вам не "Макаров", тем более что на такой дистанции вполне хватило бы и "браунинга", а у Стручка, по всеобщему мнению, были-таки не все дома.

– Стоп, стоп, стоп, – голосом профессионального рефери быстро заговорил он, – брэк. Хватит с меня на сегодня этого дерьма. Я тебе говорю, капитан: с твоей женой все в порядке, и будет все в порядке до тех пор, пока ты ведешь себя прилично. Я тебя не пугаю, но бизнес есть бизнес, и, если ты будешь продолжать кочевряжиться, я не поленюсь смотаться к Кутузову и привезти тебе какой-нибудь сувенир: ушко там, носик или, к примеру, сосок. Тихо, тихо! – прикрикнул он, видя, что капитан сделал движение, словно собираясь снова вскочить. – Не дергайся! Ты о ней подумай. Она же полностью от тебя зависит. Если ты, к примеру, случайно пулю поймаешь – мало ли что, вдруг будет какая-нибудь сдуру мимо пролетать, – она ведь и на полчаса тебя не переживет. Тебе-то проще: получил дырку – и никаких забот, а вот ей еще помучиться придется.

Да и ребята непрочь поразвлечься на халяву. Да что я тебе объясняю, ты ведь все и сам знаешь. Ну не получается у нас сегодня с телефоном, можешь ты это понять?

Что ты, как не родной, в самом-то деле? Завтра утром Кутузов приедет, дадим ему мобильник, сразу и поговоришь. Ну что, замазано?

Юрий Французов некоторое время внимательно разглядывал Хряка. В камере наступила тишина, даже Стручок перестал пыхтеть и хвататься за пистолет, а охранник и вовсе затаил дыхание. Глядя на Хряка, капитан отчетливо видел, что тот врет. Французов всю жизнь работал с солдатами, среди которых попадались очень разные типы: и стручки, и Кутузовы, и хряки, и научился неплохо разбираться в людях. Почти все, что говорил бандит, было неумелым враньем, но капитан почему-то верил ему в главном: Ирина была жива и ответственность за ее судьбу по-прежнему лежала на его плечах. Конечно, обещания отпустить их обоих да и еще и выплатить при этом все заработанные на ринге деньги стоили меньше, чем прошлогодний снег, но в конце концов Юрий бы отдал всю свою кровь по капле только за то, чтобы продлить жизнь Ирины на какой-нибудь час или минуту – безразлично.

– Ладно, – сказал он, тяжело поднимаясь с кровати. – Валите все отсюда, мне надо переодеться и сосредоточиться.

Выйдя за дверь и пройдя по коридору несколько метров, Хряк привалился к шершавой бетонной стене и рукавом пиджака утер со лба обильный трудовой пот.

– Уф, – сказал он, – умаял, сволочь. Как я его, а?

– Гнида ты. Хряк, – сказал Стручок, машинально потирая горло. – Я тебе твой винегрет хрен когда забуду.

– Блин, – обиделся Хряк, – он еще и недоволен!

Чего ты, правда, как баба? Это если бы я сквозь тебя стрелять начал, тогда, конечно, было бы обидно. Я ведь просто зубы ему заговаривал!

– Достал он меня, козел, – пожаловался Стручок. – В натуре, достал. Поскорей бы с ним развязаться.

– А меня, думаешь, не достал? – подхватил Хряк. – Ничего, отбомбит финал, а там либо так, либо эдак, но расставаться придется. Сеня, бедолага, заждался уже. Вчера опять номер отмочил: обернул кулак алюминиевой тарелкой, как тряпкой, в натуре, сам видал, и как засветит Лешему! Тот до сих пор не может вспомнить, как увернулся и из камеры выскочил. Ну штаны, натурально, менять пришлось, не без этого.

– Ничего, – сказал Стручок и снова дотронулся до горла, – теперь уже недолго осталось. Авось дождется.

– Дождется, куда он денется, – авторитетно подтвердил Хряк.

Комбат, заложив правую руку в карман еще необмятых, с иголочки, брюк и небрежно перекидывая из угла в угол рта незажженную сигарету, свернул во двор.