Анук, mon amour… - Виктория Платова

Анук.

Анук, моя девочка. Анук, вот кто привел меня сюда. Анукхотела, чтобы я нашел «Ars Moriendi», – и я его нашел. Но мне, как всегда,не хватило времени, мне не хватало его в детстве – не хватило и сейчас. ПочемуАнук была так важна эта книга и почему мне самому кажется, что в ней я получувсе ответы на все вопросы? Во всяком случае, на один уж точно получу: как мнеудержать Анук. Может быть, знание, которое мне откроется, и позволит ееудержать… Почему я так верю в это, Анук?..

– А что случилось со Стрижом, Линн?

Мои слова снова застают Линн врасплох – в который уже раз,они неудобны, как камешек в туфлях. И Линн морщится, как будто ей в туфель ивправду попал камешек.

– Кажется, ночь кончилась, – неожиданно говоритона.

Ночь действительно кончилась, вот черт, как же я не заметилэтого?

…При свете дня второй этаж букинистического съеживается икак будто уменьшается в размерах. Теперь в нем нет ничего инфернального, хотявсе так и осталось на своих местах: галерейки, сходящиеся к центру, и площадкас креслами и журнальным столиком.

Светящегося купола над головой тоже нет.

Его и быть не могло, это самый обыкновенный парижский дом,потолок идет ему куда больше. Люди с верхних этажей – люди без воображения – вполнемогли бы жить и здесь, и ничто бы не поколебало их психику. Пробивающийся извсех щелей солнечный свет беспощаден, от ночного кошмара и следа не осталось. Итолько теперь я замечаю пыльный налет на книжных полках: пожалуй, Линн говорилаправду – как хозяйка букинистического она не преуспела.

Жаль, что Эрве Нанту погиб. Уж он никогда бы не допустилпыли на полках. Совершенно машинально я пытаюсь найти взглядом брешь вразнокалиберных корешках, ту самую, которая едва не покалечила мне руку;пытаюсь найти – и не нахожу.

Я и не должен был ее найти.

И светящегося купола никогда не существовало. Существовалатолько смерть Эрве, если, конечно, Линн не солгала. Если эта ночь мне несолгала.

– Вы ведь думаете об Эрве? – спрашивает Линн.

– Да, – я вздрагиваю. – Я думаю об Эрве.Откуда вы знаете?

– Здесь нельзя думать ни о чем другом. Здесь всеосталось так, как было при жизни Эрве. Здесь, на втором этаже. Я имею в видукнижные полки. А кофе кончился, – Линн хочется поскорее выпроводить меня,кто бы мог подумать!..

– Я не очень-то люблю кофе, – мне и самомухотелось бы убраться отсюда поскорее.

– Я провожу вас, Кристобаль…

– Спасибо за ночь, Линн, – вполне искренне говорюя.

– Не торопитесь благодарить, милый мой…

«Не торопитесь благодарить» звучит довольно угрожающе, норазбираться в хитросплетениях смыслов у меня нет никакого желания. Вряд литеперь хоть что-то может удивить меня – меня, бессчетное количество разспускавшегося по ступеням, успевшего побыть и Эрве, и Энрике, и ящерицей скартины, один лишь Стриж от меня ускользнул. Даже если сейчас на второй этажбукинистического снова опустится ночь – я нисколько не удивлюсь.

Но пейзаж вокруг меня неизменен: Линн и солнечный свет, Линни книжные полки, Линн и лестница, Линн и розы вдали, у журнального столика.

Впрочем, Линн рядом со мной нет. Сейчас она гораздо ближе крозам в банках, чем ко мне.

– Кристобаль! – зовет меня Линн. – Идитесюда, Кристобаль!

Розы мертвы, вот почему Линн звала меня. Розы по-прежнемумертвы, удручающее зрелище.

Я не знаю, что смерть сделала с Эрве Нанту, но вряд ли онаоказалась благосклоннее к несчастным цветам: все те же свернувшиеся стебли, теже высохшие головки, несколько часов назад я уже наблюдал за их кончиной,теперь Линн предлагает мне пережить тягостную процедуру снова.

– Вы видите, Кристобаль? – шепотом спрашивает уменя Линн. – Вы же помните, какими они были?

– Да.

– Они стояли здесь тридцать лет… И все тридцать летказались только что срезанными… Вы верите мне, Кристобаль?

– Да.

Шутки времени, Линн, это всего лишь шутки времени. Времяпродолжает существовать здесь по одному ему понятным законам. Тридцать лет розыказались только что срезанными – но и мертвы они тридцать лет, меньше пыльномуцветочному кладбищу не дашь. А то, что всплыл этот факт только сейчас, –всего лишь шутки времени, Линн.

Линн плачет. Или мне только кажется, что она плачет?

– Успокойтесь, – я впервые касаюсь руки Линн.

Мне и самому необходима изрядная доля самообладания:кладбищенская патетика не для меня, заброшенные склепы из цветов – тоже.Сходство со склепом усиливает спертый воздух, забивающийся в ноздри, – ирука Линн. Она холодна, как лед, она абсолютно неподвижна, ее слепок вполне могбы украсить надгробие Эрве или Энрике, не имеет значения, оба имени начинаютсяи заканчиваются одинаково.

– Успокойтесь, пожалуйста…

– Все в порядке, Кристобаль. Все в порядке.

Я все еще держу Линн за руку. То ли мои слова возымелидействие, то ли Линн сама сумела справиться с собой, но холода в пальцах большенет. Напротив, никогда еще я не касался такой живой, такой горячей плоти.Невидимые токи бродят под кожей Линн; в этих токах, в этой коже заключены всесамые откровенные признания, на которые человек способен только в юности. Я самне решился бы на них никогда, я не произнес их ни разу за всю свою никчемнуюжизнь – может быть, поэтому она кажется мне такой никчемной?.. Шероховатости накоже – я ощущаю каждую из них в отдельности, длинные узкие полоски, следы отцарапин.

Линн не плачет, нет, я ошибся. Линн смеется.

– Боже мой, я свободна… Неужели я свободна, боже мой…

– Все в порядке, Линн.

– Да… Да… Спасибо вам, Кристобаль… Вы даже непредставляете… Спасибо! Вы были посланы мне… Это знак… Знак. Идемте, я провожувас.

– Может быть, – я даже не делаю попыткивысвободить руку Линн, – может быть, мне лучше остаться?

– Не стоит. Я и так отняла у вас непростительно многовремени.

…Спуск по лестнице оказывается намного короче: всего лишьсемь ступенек. Семь – против ночных четырнадцати, и как я мог принять заловушку самый обыкновенный лестничный пролет? Дубовые панели, картина подстеклом в простенке, единственное, что смущает меня, – на перилах нетбокала; я ведь оставил его здесь, а теперь его нет, нуда черт с ним…

– Занятная картина, – самым непринужденным тономговорю я, останавливаясь на площадке.

– Вы находите? – взгляд Линн равнодушно скользитпо стене. – Она просто прикрывает дырку в панелях, давно хотела ее снять.Сменить на что-нибудь более современное. Все-таки у моего министра-джазменанапрочь отсутствует вкус. Это ведь он подарил.