За горным туманом - Карен Мари Монинг

«Всё, что я делаю, старик, это немного выпиваю», заявил Хоук.

«Ты ’немного выпиваешь’ уже как месяц. Я, например, устал смотреть, как ты напиваешься до смерти. Если ты не можешь расстаться с бутылкой, тогда убирайся к чёрту отсюда. Иди мочись в сугроб хоть всю ночь напролёт, там, где люди, которые тебя любят, не будут вынуждены на всё это смотреть».

Тэвис открыл ударом ноги дверь и вытолкнул спотыкающегося Ястреба лицом прямо в снег.

«И не возвращайся, пока не будешь достаточно хорош для своей матери! Когда снова станешь готов быть лэрдом, и выбросишь бутылку, вот тогда и можешь вернуться! Но не раньше!», орал Тэвис, пока Ястреб пытался изо всех сил вытащить свою голову из сугроба.

Когда Хоуку, наконец, удалось принять вертикальное положение, он грубо засмеялся не веря своим глазам, когда увидел, как мужчина, которого он считал тихим и кротким кожевником, послал его собственную стражу стоять, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, перед дверью, явно наложив запрет ему на вход в собственный замок.

«Вот и оставайся там!», заорал Тэвис с такой мощью в голосе, что Хоук услышал его даже через тяжёлые деревянные двери замка.

******

Эдриен не осознавала до какой степени она ненавидела зиму.

Бледный циферблат часов над каминной полкой отбил один удар, другой, потом впал в тишину. Два часа ночи; время, когда бодрствование могло заставить почувствовать человека, что он единственным живым существом, оставшимся в этом мире. И Эдриен действительно чувствовала себя так, пока Муни тихо не вошла в библиотеку. Эдриен глянула мельком и открыла рот, чтобы сказать спокойной ночи, но вместо этого полился поток слов, прорвав ту плотину, которую она так старательно возводила.

Мария свернулась в кресле, разгладив афганский плед на своих коленях.

Эдриен разворошила огонь и открыла бутылку сладкого портвейна и рассказала Марии историю, которую никому никогда не рассказывала. Историю девочки-сироты, которая подумала, что влюбилась в принца, только чтобы обнаружить, что Эберхард Дарроу Гарет был принцем организованной преступности и посылал её на отдых, чтобы провести наркотики через границу в её багаже, её машине, вшитые в её одежду. И она не знала этого, потому как её всегда паковал и распаковывал его обслуживающий персонал. Ей просто нравилось носить невероятное обручальное кольцо с бриллиантом в десять каратов, ездить в его лимузинах, показывая нос францисканским монахиням в старом сиротском приюте на Первой Улице. Как не знала, что ФБР затягивала сеть на нём всё туже. Она видела, как богатый, явно привлекательный мужчина осыпал её любовью, или как она думала в то время. Она не имела представления, что она была отчаянной попыткой вывезти партию товара из страны. Она и не подозревала никогда, что была для него меньше, чем ничем – красивой, невинной женщиной, которую ни один никогда не стал бы подозревать. Его безупречная дурочка.

До того дня, когда она подслушала ужасный разговор, который, как предполагалось, никогда не должна была услышать.

Она рассказала Марии тихим шёпотом, как свидетельствовала против него и вернула себе собственную свободу. И как потом Эберхард, которого после всего этого ФБР всё таки упустило, пришёл за ней.

Мария пила маленькими глотками свой портвейн и слушала.

Она рассказала Марии как он, наконец, заманил её в ловушку на старый заброшенный склад, измученную бегом, прятаньем и страхом, и она сделала единственную вещь, которую могла сделать, когда он нацелил на неё своё оружие.

Она убила его, прежде чем он смог убить её.

*****

На это Мария взмахнула нетерпеливой рукой. «Иито не настоящая история. Зачем ты рассказываешь мне это?», осуждающе спросила она.

Эдриен моргнула от удивления. Она только что рассказала женщине то, что боялась кому-нибудь вообще рассказать. То, что она убила человека. Она сделала это в целях самозащиты, конечно, но она убила человека. Она рассказала Марии вещи, которые никому никогда до этого не доверила, а женщина отмахнула их. Почти обвинив её в том, что она потратила её время. «Что ты имеешь ввиду Мария? Это было на самом деле», защищаясь, сказала она. «Это случилось. Это было здесь».

Мария покопалась в своём маленьком запасе английского, чтобы найти нужные слова. «Да, да, сеньорита. Может, иито и было на самом деле, но ито не важно. Ито закончилось и забыто. И не потому вы рыдаете, будто настал конец света. Расскажите мне настоящую историю. Кого волнует, откуда вы пришли, или я? Важен сегодняшний день. Вчерашний – ито кожа змеи, которую она сбрасывает по многу раз».

Эдриен сидела молча долгий момент, пока озноб бежал вниз по позвоночнику к её животу. Часы в столовой пробили четверть часа и Эдриен посмотрела на Марию, по новому оценив её.

Сделав глубокий вдох, Эдриен рассказала ей о Далкейте-над-Морем. О Лидии. И о Сидхи. Карие глаза Марии светились искрами, и Эдриен наслаждалась редким зрелищем того, что, она могла поклясться, мало кому доводилось видеть. Маленькая смуглая женщина смеялась, хлопала в свои маленькие ладошки, слушая о её любви и времени, проведённым с Ястребом. Она вникала в детали, охала над детской, сердито смотрела на неё за то, что она часто упоминала имя Адама, ахала над их временем, проведённым вместе в Устере, вздыхала о той свадьбе, которой следовало бы быть.

«Ах…наконец….ито настоящая история», кивнула Мария

*******

В 1514 году Ястреб отчаянно пытался заснуть. Он слышал, человек мог замёрзнуть до смерти, если заснул бы в снегу. Но или было слишком чертовски холодно в этом сугробе или он ещё не достаточно напился. Это он мог исправить. Вздрогнув, он сильнее натянул свой плед, защищаясь от колючего, завывающего ветра. Неуверенно поднявшись на ноги, он, раскачиваясь из стороны в сторону, принялся подниматься по внешним ступенькам к крыше, зная, что стража часто держала пару бутылок наверху, чтобы согреваться, пока они стояли на посту.

К сожалению, облом. Ни стражи, ни бутылок. Как он мог забыть? Вся стража была внутри, где было тепло. Только он один был снаружи. Он бессмысленно пнул ногой снег на крыше, потом застыл, когда сдвинулась тень, чёрная на блестящем снегу. Он скосил глаза и посмотрел сквозь мокрые кружащиеся хлопья снега. «Что к чёрту ты здесь делаешь, Гримм?»

Гримм неохотно прервал свой неизменный осмотр наступающих сумерака. Он уже почти собирался объяснить, но увидев лицо Ястреба, вместо этого промолчал.

«Я сказал, что ты делаешь здесь, Гримм? Мне говорили, ты практически живёшь на моей крыше теперь».

Внезапно разъярившись, Гримм резко возразил. «Ну а мне говорили, что ты практически живёшь в бутылке виски теперь!»

Хоук застыл и потёр небритый подбородок. «Не ори на меня, ты сукин сын! Ты был тем, кто лгал мне о моей…» Он не смог сказать это слово. Не мог даже думать о нём. Его жена, насчёт которой Гримм был прав. Его жена, которая оставила его ради Адама.