Языческий лорд - Бернард Корнуэлл

– Хродгейр говорит, что воины появились и на западе. Сотни!

– Сотни?

– Они среди леса, и Хродгейр не может сосчитать их.

– У него пальцев не хватает! – вставил Финан.

Я поглядел на перепуганного мальца:

– Могу я рассказать тебе одну вещь про битвы, Годрик Гриндансон?

– Конечно, господин.

– Один человек всегда выживает, – заявил я. – Это обычно поэт, и его работа – сложить песнь о том, как храбро погибли его товарищи. Возможно, этот труд выпадет сегодня на твою долю. Ты поэт?

– Нет, господин.

– Тогда придется поучиться. Когда увидишь, как мы умираем, Годрик Гриндансон, скачи на юг так быстро, как только сможешь. Мчись как ветер, пока не окажешься в безопасности, и сочиняй в голове стих, который поведает саксам о том, что мы умерли как герои. Ты сделаешь это для меня?

Парнишка кивнул.

– Возвращайся к Хродгейру, – напутствовал я его, – и доложи мне, когда всадники с севера или те, другие, с запада, подойдут ближе.

Он уехал.

– Ублюдки обложили нас с трех сторон! – Финан ухмыльнулся.

– Боятся, надо полагать.

– Ага, все штаны обделали, наверное.

Я ждал, что Кнут поскачет к броду, ведя за собой вожаков, чтобы потешиться оскорблениями. Я подумывал поставить рядом с собой его сына с ножом у горла, но отбросил эту идею. Лучше держать Кнута Кнутсона с Этельфлэд. Оставь я его при себе, Кнут может предложить перерезать мальчонке горло, и что мне тогда делать? Резать? Драться все равно придется. Не убивать? Тогда Кнут станет презирать меня за слабость. Парень сыграл свою роль, уведя отца от границ Восточной Англии в эти окраины Мерсии, и теперь ему придется ждать исхода битвы, которая решит его судьбу. Я покрепче перехватил щит и вытащил Вздох Змея. Почти всегда во время столкновения «стен щитов» я предпочитал Осиное Жало, короткий клинок которого так смертоносен, когда ты вынужден обниматься с врагом. Но сегодня я начну с более длинного и тяжелого клинка. Я поднял оружие, поцеловал рукоять и стал поджидать Кнута.

Только ярл не пришел оскорблять меня и не послал молодежь вызывать наших бойцов на поединки.

Вместо этого он послал «свиное рыло».

Взамен потока вызовов и оскорблений плотная боевая масса под знаменами Кнута и Зигурда взревела и двинулась на нас. Она быстро текла по дороге. Местность была ровной, никаких препятствий, и даны держали плотный строй. Щиты их заходили один за другой. Мы видели нарисованные на них эмблемы: разломанные кресты, вороны, молоты, секиры, орлы. Поверх больших круглых щитов выступали шлемы с забралами, поэтому закованные в сталь враги казались темноглазыми. Перед щитами торчала щетина тяжелых копий, на остриях которых играло выглядывающее из-за туч солнце. Под щитами сотни ног попирали землю. Одновременно расположенные за «свиным рылом» барабаны начали отбивать ритм.

Никаких вызовов, никаких оскорблений. Зная о своем численном превосходстве, Кнут позволил себе разделить армию. Я глянул налево и увидел, что еще больше всадников переправляется через ров к северу. Пятьсот или шестьсот человек двигались к нам «свиным рылом», и по меньшей мере еще столько же находились на нашей стороне реки, готовясь ударить нам в левый фланг. Прибывали и новые воины – те, кто не обладал быстрыми лошадьми, – но Кнут понимал, что хватит и одного «свиного рыла». Оно громыхало по направлению к нам, и когда приблизилось, а за нащечниками стали различимы лица, я увидел злые глаза и мрачно стиснутые рты. И понял, что даны пришли убивать нас.

– С нами Бог! – возопил Ситрик.

Оба священника все утро исповедовали воинов, но теперь отступили за «стену щитов» и преклонили колена в молитве, воздев к небу сложенные руки.

– Ждать приказа! – крикнул я.

Моя «стена щитов» знала, что нужно делать. Когда «свиное рыло» достигнет дальнего берега реки, мы зайдем в воду. Я собирался встретить атаку почти на середине реки и хорошенько пустить врагам кровь перед смертью.

– Ждать! – повторил я.

Еще я думал, что Кнут тоже выждет – остановит «свиное рыло» до поры, когда люди на севере изготовятся к удару, но он был слишком уверен в себе. Да и почему нет? «Рыло» превосходило нас числом и должно было разметать нашу стену, рассеять моих людей и устроить побоище в реке. Так зачем ждать? Ярл гнал свой строй и уже почти достиг берега.

– Вперед! – скомандовал я. – Медленно!

Мы неспешно двинулись, заведя щиты один за другой и крепко держа оружие. Наш строй насчитывал в глубину четыре шеренги. Я стоял в середине первой, и острие «свиного рыла» нацеливалось прямо на меня, как кабаний клык, готовый прорвать плоть, мышцы, сухожилия и кольчугу, чтобы раздробить кости, вырвать внутренности и обагрить воды реки саксонской кровью.

– Бей! – взревел кто-то в рядах данов.

Те видели, как нас мало, и знали, что раздавят нас, и ускорили шаг, горя желанием убивать. Они кричали на ходу, их голоса полнились угрозой, щиты сомкнуты, рты искажены яростью битвы. Воины спешили сойтись с нами в схватке, которую их поэты, без всякого сомнения, воспоют как беспримерную бойню.

И тут они наткнулись на камни.

Ролло выложил их неровной цепочкой в самом глубоком месте брода. Булыжники были большие, каждый с человеческую голову, и невидимые. Почти невидимые. Я знал, где они, и смутно различал их очертания и то, как течение возмущенно рябит над ними. Но даны их не видели, потому как высоко держали щиты и не могли глядеть себе под ноги. Глаза их были устремлены на нас. Враги предвкушали нашу смерть, но вместо этого с разгона врезались в камни и споткнулись. То, что мгновение назад было острием нацеленного на резню воинского строя, превратилось в толчею валящихся с ног людей. Хотя расположенные по бокам клина ряды пытались остановиться, задние напирали, вынуждая спотыкаться о незримые камни. А потом мы ударили.

И мы убивали.

Так просто убивать людей, пребывающих в хаосе, и каждый, кого мы сражали, становился препятствием для тех, кто шел позади него. На острие «рыла» располагался здоровенный черноволосый воин. Его волосы выбивались подобно нечесаной конской гриве из-под шлема, борода наполовину скрывалась под кольчугой, на щите красовался ворон Зигурда, а руки были унизаны золотыми и серебряными браслетами, полученными за подвиги на поле боя. Ему отвели почетное место на острие «свиного рыла». Он держал секиру, которой намеревался разрубить мой щит, снести мне голову и проложить путь через нашу стену.

Вместо этого он кувырнулся носом в реку, и Вздох Змея с силой нанес укол сверху вниз, пронзив кольчугу и спину. Воин выгнулся, когда я провернул и дернул меч. Затем ударил щитом стоящего на коленях дана. Тот отчаянно пытался достать меня клинком. Наступив ногой на спину умирающего верзилы, я высвободил меч и вогнал острие в раскрытый рот противника. Он будто проглотил Вздох Змея. Я продвинул клинок глубже и смотрел, как глаза дана выпучились, а из разжатых губ хлынула кровь. Тем временем в реке мои люди кололи и рубили врагов: упавших, пошатнувшихся или умирающих.