Живые люди - Анна Сергеевна Родионова

– ничего не пожалеет, никаких финансовых средств.

– Кусик – это кто?

– Это Константин Авдеич, ну как я могу своего мужа называть Константин Авдеич. Он Кусик. Ну дай чего-нибудь сладенького. Ну хотя бы пирожненького. Я сейчас только ручки вымою. – И упорхнула в ванную.

Изумруд достала с полки пирожное эклер, потом красивое блюдечко, потом из ящика чайную ложечку с видом Кремля, потом из аптечки шприц и ампулу с бледно-желтой жидкостью, быстро втянула жидкость в шприц и сделала в бок пирожного укол.

Стукнул лифт, звякнул ключ, открылась дверь – вошел Стенькин с огромной коробкой профитролей.

– Что это? – увидел он перекошенный эклер.

Изумруд взяла блюдце и выбросила пирожное в мусорку.

Стенькин возмутился:

– Ну что за глупость, честное слово, я просто спросил.

Он положил коробку и встал на колени перед мусоркой, пошарил пальцами и достал смятое пирожное. Вид у эклера был неважный.

– Дай мне, – попросила Изумруд.

– Я целую коробку принес. Зачем тебе мусор?

Влетела Светочка и повисла на Стенькине, болтая ножками, как маленький ребенок, дождавшийся своего папу после работы, да еще с профитролями.

Стенькин схватил ее в охапку и понес в спальню. По дороге Светочка хихикала и верещала.

Изумруд достала из мусорного ведра проклятый эклер и понесла в мусоропровод на нижнем этаже. Из спальни доносились дикие звуки, похожие на кошачьи апрельские вопли.

Изумруд постояла у почтовых ящиков. Зачем-то проверила почту, давно уже им никто не писал. Вышла на улицу и побрела куда глаза глядят.

Она искала работу, самую примитивную, хоть лестницу мыть. Но все было прочно занято кланами земляков. Например, ее спрашивали – ты откуда, она отвечала – из Москвы. Ей отказывали.

Отчаявшись, сказала – из Янгиюля. Ей дали адрес, написанный на обрывке рекламы пиццы. И она нашла работу.

И где? В пекарне, где делали эти несчастные профитроли, начинять эклеры кремом. Ну будто проклятие какое – Изумруд была нормальная неверующая советская женщина. Но тут стало страшно, как будто кто-то подглядел ее нехорошие мысли.

Изумруд не привыкла работать на производстве. Командовала восточная женщина Фарида Измаиловна и была к ней строга.

– Откуда у тебя руки растут, – интересовалась она, приглядываясь к эклерам, – ты, что, яд туда засовываешь? Отчего они мятые, ты их руками мнешь?

Изумруд старалась изо всех сил. С ней работали еще три девушки, по возрасту ее дочери – молоденькие, веселые хохотушки, русского не понимали, говорили друг с другом на фарси. Этого языка Изумруд не знала. Но мать знала, особенно ругательства, которые сдабривались русским матом и все же хранили свой колорит.

И вот однажды Изумруд пустила одной такой фразой прямо в Фариду Измаиловну. Та замерла. Изумруд поняла – влипла. Но начальница ничего не сказала, а на завтра поставила ее бригадиром над этими девочками.

Ближе к родам в квартире появилась Светочкина мамаша, такая же дура, как и дочь. Стенькин попросил Изумруд занять кладовую, без окошка, но раскладушка помещалась.

Мамашу звали Апполинария Яковлевна, она сразу купила новую клеенку на кухонный столик и привела электрика починить лампу в прихожей.

Изумруд дома старалась не появляться. Только приходила ночевать. Записалась в читальный зал и сидела там до закрытия. Она не вникала в процессы перестройки, газет не читала, телевизор не смотрела. Она читала русскую классику и поражалась ее красоте – в каждом прочитанном романе она находила свою судьбу и внимательно прослеживала ее до конца. Чаще всего трагического.

У Стенькиных родилась девочка – маленькая, слабенькая, как Светочка. Стенькин даже назвал ее тоже Светочкой, несмотря на то что теща мечтала об Апполинарии.

Вошла Изумруд – крадучись, как всегда, и сразу в свою кладовую. Но Стенькин потребовал ее к столу. Апполинария напекла пирогов отметить рождение внучки. Изумруд сослалась на усталость, но самоотвод не приняли. Пришлось идти в большую комнату праздновать. Светочка с дочкой еще были в роддоме. Стенькин с трудом делил с тещей досуг, и ему захотелось своего родного человека – старую добрую Изумруд, пусть порадуется.

– Поздравляю, – бесцветно произнесла Изумруд, присев на краешек стула.

Стенькин налил вина и протянул ей бокал:

– Выпей, за нашу Светочку.

Изумруд опять сказала:

– Поздравляю.

Апполинария тоже налила себе вина и предложила:

– За нашу маленькую…

– Светочку, – подхватил Стенькин и строго посмотрел на тещу: – Светочку!

Изумруд допила кислое вино и встала:

– Мне надо завтра на работу.

– Мне кажется, – сказала Апполинария, – вам надо уйти с вашей работы. Светочке нужна помощь, я же не могу бросить мужа. А вы женщина одинокая, Константин Авдеич к вам хорошо относится. И вы сможете вернуться в вашу комнату.

Так и вышло – Апполинария уехала, а Изумруд с недоверием вернулась в свою комнату, потом взяла бразды правления в свои не очень опытные руки, но надо же было как-то организовывать быт. Она хорошо умела делать плов – это была их постоянная еда. Пришлось уйти с работы. Стенькин тайно от Светочки платил ей зарплату, равную утраченной. Жить было трудно, но другой жизни у нее не было.

И вдруг телеграмма – умерла мать в Янгиюле.

Стенькин принес Изумруд телеграмму и встал перед ней на колени:

– Я куплю тебе билет, я дам немного денег на похороны, но, умоляю, возвращайся. Я без тебя не могу жить.

Изумруд не поверила:

– Стенькин, ты с ума сошел? Я же всем мешаю.

– Светочка тебя так любит. Мы не можем без тебя, поклянись памятью матери своей.

На эту напыщенную фразу Изумруд усмехнулась, догадываясь о практической подоплеке этого пафоса. Но дурак Стенькин уловил ее иронию и взмолился:

– Не бросай меня, я с ума сойду. Я иногда вспоминаю, как хорошо мы жили, даже не сплю, честное слово, и как на курорт ездили, и как телевизор цветной купили… Отмечаться ходили по очереди.

И заплакал.

Изумруд потрясла его немного за пиджак и сказала:

– Стенькин, але, ты спутал, это у меня мать умерла, это мне плакать положено.

Но Стенькин рыдал безутешно.

В соседней комнате плакала маленькая Светочка. На кухне утирала слезы старшая Светочка, она совершенно не высыпалась и хотела в кино. Отсморкавшись в полотенце, она влетела в комнату, где страдал ее муж, кинулась на шею Изумруд и завопила почти искренне:

– Миленькая, родненькая, дорогая, любимая, не бросай нас, мы все для тебя сделаем, хочешь пирожное? Или компот? А хочешь, мы тебе пальто купим, Стенькин, встань и пойди купи Изумруд пальто. А то она в таком ужасе ходит, в таком разве можно на похороны ехать?!

Изумруд от этого дурдома потеряла трезвость мысли – она вдруг поверила, что она действительно нужна этим придуркам.

В довершение Светочка притащила орущую дочь и протянула Изумруд:

– Вот, Светочка, видишь: тетя нас бросает, свою любимую племяшечку бросает, свою кровиночку. Обними тетеньку, поцелуй в щечку, скажи ей агу!

Несмышленыш тыкалась мокрыми губками в шею Изумруд, пытаясь пососать, в поисках молока и немножко всхлипывала, не находя.

И вдруг какая-то соленая вода потекла по