Игра в имитацию - Мила Гусева

медленно выпрямляется и на негнущихся ногах проходит вглубь клетки, где больше года прожила его родная сестра — а потом тянется заметно дрожащими пальцами к её шее, чтобы проверить пульс.

И тут же резко отшатывается назад, будто бы обжегшись. Прячет лицо в ладонях, содрогается всем телом в беззвучных рыданиях… Аддамс отводит глаза, мгновенно осознав, что случилось. Он не успел. И она тоже.

Клеманс Мартен больше не выберется из смертельного капкана, не увидит ясного неба, не вдохнёт свежий морозный воздух, не сделает ни единого шага вне этих страшных стен.

Вот кто на самом деле оказался несчастной Персефоной, навеки заточённой под многотонной толщей земли.

Усилием воли Уэнсдэй приподнимается на локтях, сглатывая кровь во рту и мерзкий колючий комок в горле — и упирается взглядом в распростёртое тело Роуэна. Но, в отличие от Мартен, чокнутый ублюдок жив. Ласлоу сдавленно стонет от боли, хватаясь рукой за простреленное плечо в попытках остановить кровотечение.

А секунду спустя Ксавье резко выскакивает из клетки мёртвой сестры и набрасывается на маньяка голыми руками, словно напрочь позабыв о пистолете. Раз за разом наносит мощные удары по его лицу, хватает за воротник рубашки, впечатывает затылком в каменный пол… Раздаётся мерзкий хруст костей.

Насмерть перепуганная Дивина визжит от ужаса, а Уэнсдэй… Уэнсдэй не чувствует ничего. В груди холодной волной разливается бессильное опустошение, сковывающее внутренности толстой коркой льда.

Вот только рациональное мышление внезапно оживает, заставляя задать вслух единственный интересующий её вопрос.

— Как… Как ты нашёл это место? — её голос звучит совсем хрипло и очень тихо. Аддамс даже не совсем уверена, что Торп способен её сейчас услышать.

Но он слышит.

Отстраняется от обмякшего и наверняка уже мёртвого Ласлоу, с заметным отвращением вытирает кровь с костяшек об его рубашку, сдувает со лба взмокшие каштановые пряди — и наконец смотрит ей прямо в глаза странным взглядом. Виноватым взглядом.

— Твой браслет. В нём был маячок. Сразу он не сработал. Бункер слишком глубоко. Видимо, сегодня его вынесли на поверхность.

Короткие отрывистые фразы срываются с его губ словно остро заточенные кинжалы, летящие аккурат в центр мишени. Вот только мишенью оказалась сама Уэнсдэй. Вместе со всеми её идиотскими чувствами к этому человеку, который без тени сомнений подставил её под удар. Сделал живой приманкой. Жалкой наживкой в собственной игре.

Ей вдруг становится смешно.

Самообладание неизбежно подводит.

Аддамс откидывается назад на спину, уставившись невидящим взглядом в низкий бетонный потолок — и начинает смеяться в голос, даже не стараясь себя сдерживать.

Oh merda, а ведь он был прав. Во всём прав.

Она действительно непроходимая идиотка.

— Уэнс… — голос Торпа звучит так сдавленно, словно ему тяжело говорить. Словно он искренне сожалеет. Какая потрясающая филигранная ложь. — Клянусь, я не знал, что так будет. Это была просто подстраховка. Я не знал наверняка, что они в самом деле решат тебя похитить… Я хотел тебя защитить.

Ей хочется сказать, чтобы он немедленно заткнулся.

Что все его громкие слова — пустой звук.

Что никакие извинения и клятвы уже не исправят случившееся.

Что даже в самых страшных ночных кошмарах он не сможет себе представить, что ей пришлось пережить в этих стенах.

Но все упрёки застревают в горле, и наружу вырывается только истерический хохот.

— Уэнсдэй! — лжепрофессор подскакивает к ней и падает на колени, обеими руками схватившись за испачканную в крови хрупкую ладонь. — Прошу тебя, будь благоразумна. Пойми, у меня не было иного выбора.

— Выбор был, — непостижимым образом ей всё-таки удаётся облечь хаотично роящиеся мысли в слова. — Ты мог сказать мне.

А потом Аддамс резко дёргает рукой, вырывая свою ладонь из цепкого захвата мужских пальцев, и разрывает зрительный контакт, не желая больше тонуть в этой болотной трясине.

— Никогда больше не смей ко мне прикасаться. Не смей со мной разговаривать. Не смей даже приближаться ко мне. Я тебя ненавижу.

Такая длинная фраза становится последней каплей — силы неизбежно покидают, голова кружится, сознание плывёт и туманится.

Уже почти отключившись, она смутно слышит топот приближающихся шагов и разговоры полицейских, а потом наступает темнота. И тишина.

========== Часть 16 ==========

Комментарий к Часть 16

Саундтрек:

Broken Back — Survive

Приятного чтения!

В больничной палате тихо и уныло.

А ещё настолько удушающе пахнет медикаментами, что Уэнсдэй начинает казаться, будто этот резкий аромат намертво въелся в волосы и под кожу. Она здесь уже больше недели, и время тянется невыносимо медленно, словно нарочно затормозило свой ход.

В самый первый день, когда она пришла в себя в окружении стерильно-белых простыней и капельниц, Аддамс едва помнила случившееся. Очевидно, сработали какие-то защитные механизмы мозга, напрочь вычеркнувшие из памяти жуткий бетонный мешок с тремя клетками. О том, что она действительно провела в плену у семейки чокнутых маньяков без малого трое суток, свидетельствовали только многочисленные травмы. Сотрясение мозга средней степени тяжести, туго перебинтованное бедро, лангетка на правом запястье и два огромных чернильных синяка, которые расцвели под обоими глазами из-за сильного ушиба переносицы. К огромному облегчению, перелом носовой перегородки не подтвердился. Рана от осколка на бедре тоже оказалась относительно безобидной, жизненно важные сосуды не были задеты, но несколько швов всё-таки наложили.

Первое, что увидела Уэнсдэй, с трудом разлепив отяжелевшие веки — мирно спящую Энид. Подруга трогательно свернулась клубочком в углу низкого и явно неудобного диванчика, накрывшись больничным халатом и устроив голову на сгибе локтя.

За приподнятыми наполовину жалюзи стояла кромешная темнота безлунной ночи, поэтому блондинка спала очень крепко — Аддамс пришлось трижды позвать её по имени, прежде чем Синклер начала шевелиться и осоловело моргать. А секундой позже резко вскинула голову, встрепенулась всем телом, сбрасывая оковы Морфея, и воззрилась на соседку с таким ошарашенным видом, словно Уэнсдэй только что воскресла из мёртвых. А потом надрывно всхлипнула, стремглав рванула к больничной койке и заключила подругу в кольцо удушающих объятий.

Из длинного диалога с блондинкой, поминутно перемежающегося слезами и причитаниями, Аддамс узнала, что в тот роковой вечер Синклер забила тревогу уже после полуночи.

А когда пришла в их комнату и обнаружила в одном из ящиков стола ту самую угрозу, сразу же помчалась прямиком в полицейский участок. Удивительно, но шериф Галпин отнёсся к отчаянно паникующей девушке с неожиданным участием — напоил чаем и клятвенно заверил, что полиция сделает всё возможное, чтобы отыскать Уэнсдэй.

А потом набрал номер Торпа.

Лжепрофессор примчался в участок прямо из больницы, даже не потрудившись сменить домашнюю пижаму на более подходящую одежду. Их разговора Энид почти