Смотри, я падаю - Монс Каллентофт

Он садится, достает то, что купил в аптеке. Задирает рубашку, видит, что кровь просочилась сквозь компрессы, принюхивается, но запаха гнили не чувствует.

Снимает повязку.

Кожа синяя с краснотой вокруг раны, проступило несколько капель крови, но их немного, текущих на джинсы.

Он делает снимок. Отправляет Ребекке.

«Нормально выглядит? Немного кровит».

Ответ приходит через пару минут.

«Выглядит хорошо. Перевяжи, кровить перестанет, если рана будет в покое».

Никакого беспокойства.

Он заходит на сайт Diario de Mallorcas. Там нет ничего об убитом мужчине в Port Adriano, ни слова о Канте, или о Шелли, или о Наташе.

Все происходит, а вроде бы и нет. Не видно, не пахнет. Как цветок, лишенный аромата, существующий только в воображении.

Серхио Хенера выпустили под залог, он вернулся на остров после отсидки в Астурии. Приземлился после обеда, в аэропорту его ждали пятьсот человек персонала его клубов и чартерных судов, его встречали как героя, подвергнутого остракизму со стороны высших сил.

Тим убирает телефон, откидывается на спинку сиденья, кладет руку на пистолет и закрывает глаза. Слышит музыку, She is not there when, а шум с автострады и гомон тысяч людей, веселящихся в Магалуфе, погружают его в сон.

Он просыпается оттого, что рядом паркуется красная «Тойота». Из машины выходит женщина, примерно его ровесница, захлопывает дверь и идет к магазину, в черных витринах которого прячутся ранние утренние лучи солнца.

Тим протирает глаза. Чувствует кисловатый запах собственного пота, царапает лоб, отдирая корочку над бровью. Снова начинает сочиться кровь, он решает ее не трогать, чтобы капелька свернулась и превратилась в новый струп. Эта ранка исчезнет без следа. В отличие от здешней коррупции. Если с нее отодрать корку, возникает новая, и рана никогда не станет меньше.

Он достает мобильник. Никаких сообщений за ночь или пропущенных звонков.

Он отправляет сообщение Акселю Биоме.

«Мне нужна твоя помощь».

«В чем?»

«Мужчина с фото. Среди прочего».

Проходит минута, Аксель отвечает.

«Я в редакции. Приходи сюда».

«On my way».[198]

Люди снуют в холле с высоким потолком газеты Diario de Mallorcas, растения в застекленном внутреннем садике поникли от жажды и зноя. Тиму приходится предъявить удостоверение личности на вахте, пакет с деньгами благополучно проезжает сквозь сканер. Пистолет он оставил в машине.

Ему пришлось сказать, к кому он пришел, он было заколебался, хотел уже повернуться и уйти, ведь вахтер мог знать Салгадо, люди, разгуливающие по вестибюлю, могли знать, что происходит, что бы это ни было.

Кто меня сейчас видит?

Может, меня уже ждет полиция, или тут замешаны владельцы газеты Diario de Mallorcas, ведь они даже и близко не подошли к правде о Канте, Наташе или стрельбе.

Все взаимосвязано.

Ничто ни с чем не связано.

Камеры наблюдения под потолком. Женщина с короткой стрижкой и красноватыми волосами, в очках с полосатой, под тигра, оправой, разве она не странно на меня косится? Тим наклоняет голову, пытается скрыть лицо. Слышит знакомый голос, окликающий его из двери, которая открылась за проходной:

– Ты что, спал в сенокосилке?

– Просто немного устал.

Тим пытается разгадать выражение лица Акселя Биомы. Что ему известно? Знает ли он о стрельбе? Об убийстве на яхте? Но выражение его лица ничего не выдает. Он одет в синюю рубашку, которая могла стоить целое состояние.

– Баленсиага, – говорит он. – Купил за те деньги, что ты мне дал. Красиво, правда?

– Тебе идет.

– Он со мной, – говорит Аксель одной из женщин на ресепшен, и они попадают в офисный ландшафт, где сидят человек двадцать, каждый согнувшись над своим экраном и сосредоточенно работая.

– Пойдем в подвал, – говорит Аксель.

Они спускаются вниз, и Аксель открывает тяжелую железную дверь. За ней находится архив с полками от пола до потолка, а на полках бесконечными рядами аккуратные черные папки. На письменном столе два компьютера.

Аксель жестом приглашает Тима занять место. Тим садится, кладет пакет с деньгами под стул, благодарный, что Аксель не спрашивает о содержимом пакета.

– Ты, значит, хочешь узнать побольше о Лопесе Кондезане? – спрашивает Аксель, не присаживаясь.

– Да, хочу. И кое-что еще.

– А что еще?

– Другое.

Тень страха пробегает по лицу Акселя.

– Прежде чем я что-то сделаю, – говорит он, – расскажи точно, о чем идет речь.

Я сам точно не знаю, о чем речь, думает Тим. Я не знаю. Пока не знаю. Такое впечатление, что все, что случилось, что происходит, засасывается в какую-то черную дыру, где сходится время и где все может случиться одномоментно, и только тогда прояснится.

– Для тебя же лучше, если я ничего не скажу.

Аксель смотрит на него.

– О’кей, ничего не говори.

Тим пытается включить компьютер, но ничего не происходит. Аксель тянется, включает кнопку на задней панели машины, и на экране появляется белый фон и синяя строка поиска.

– Компьютеры подключены к базе данных, где собраны все статьи газеты за последние пятьдесят лет. Их сканируют где-то на материке за счет Евросоюза, который финансирует этот культурный проект. Идея в том, что все материалы должны стать доступны общественности, но этого никто не хочет. Может быть, ты найдешь что-нибудь про Кондезана.

– Спасибо, – говорит Тим.

– Я вернусь через час, – говорит Аксель, выходит из архива и с силой захлопывает за собой дверь.

Тим набирает в поиске имя Хоакина Оррача.

Пишет +.

Потом имя Лопеса Кондезана.

И нажимает на поиск.

Система работает медленно, как бы пережевывая информацию.

Поиск закончен. На самом верху выплывает ссылка на статью о частной школе Lluís Vives, о том, как некоторые студенты отличились там на поле благотворительности.

Это то, что Тиму удается понять из синего заголовка.

Он кликает на ссылку и попадает на статью о сборе средств для семей местных рыбаков. Рыбаки вроде бы погибли во время шторма где-то вблизи Карфагена.

Взгляд Тима привлекает черно-белое фото, иллюстрирующее статью. Три ученика стоят в ряд, одетые в темную школьную форму со светлыми лампасами, в белых рубашках и однотонных галстуках. Они улыбаются в объектив. Переполненные чувством собственного достоинства молодые люди, уже успевшие набраться надменности.