Не позже полуночи и другие истории (сборник) - Дафна Дюморье

– Простудился. Робби на всякий случай уложил его в постель.

Прибыв на место, я направился прямиком в комнату Кена. У него на щеках выступили красные пятна, но в остальном он выглядел как обычно и бурно протестовал против деспотизма Робби:

– Подумаешь, какое дело! Просто промочил ноги, когда подкрадывался к птице на болоте. Ничего страшного.

Я присел возле его кровати и принялся болтать о своей поездке, пересыпая рассказ шутками о Лондоне и министерстве. Потом направился к Маку – доложить о своем возвращении.

– У Кена температура, – без предисловий объявил Мак. – Робби сделал анализ крови, и результат нехорош. – Он немного помолчал. – Наверное, это оно и есть.

У меня по спине пробежали мурашки. Однако я взял себя в руки и рассказал о поездке в Лондон. В ответ он только кивнул.

– Как бы ни повернулось, сейчас их сюда допускать нельзя.

Робби я нашел в его амбулатории, он что-то изучал под микроскопом, меняя предметные стекла. Времени на разговоры у него явно не было.

– Пока рано делать выводы, – ответил он на мои расспросы. – Через двое суток станет ясно. У Кена инфекция в правом легком, и при лейкемии это может привести к летальному исходу. Пойдите пока развлеките его чем-нибудь.

Я взял переносной граммофон и направился в комнату больного. Мы прослушали с десяток пластинок, и настроение у Кена заметно улучшилось. Потом он задремал, а я остался сидеть возле него, не зная, куда себя деть. Во рту было сухо, и я все пытался протолкнуть подступивший к горлу комок. В голове без конца вертелось: «Только не это, держи себя в руках».

Разговор за ужином не клеился. Мак начал что-то рассказывать о первых годах учебы в Кембридже, а Робби – вспоминать свои спортивные подвиги: он был полузащитником в университетской команде по регби. Я, кажется, просто все время молчал. После ужина я заглянул к Кену пожелать спокойной ночи, но бедняга уже спал. У него дежурил Янус. Я дошел до своей комнаты и повалился на кровать. Попытался читать, но никак не мог сосредоточиться. На море стоял густой туман, и каждые несколько минут на расположенном дальше по берегу маяке включалась предупредительная сирена. Больше ничего слышно не было.

На следующее утро Мак явился ко мне без четверти восемь.

– Кену хуже, – объявил он. – Робби собирается сделать переливание крови, Янус будет ему ассистировать.

Янус был опытным санитаром.

– А моя задача? – спросил я.

– Поможешь мне привести первого и третьего «Харонов» в состояние готовности, – распорядился он. – Если Кену не полегчает, запустим первую фазу операции «Стикс». Я предупредил миссис Янус, что нам может понадобиться девочка.

Одеваясь, я лихорадочно говорил себе, что наступает момент, к которому мы готовились последние два с половиной месяца. Но это не помогло. Я быстро выпил кофе и прошел в аппаратную. Дверь в операционную была закрыта. Там находился Кен, ему делали переливание крови. Мы с Маком занялись «Харонами», проверяя одну за другой все системы, чтобы в нужный момент не вышло заминки. Программы, магнитные ленты, микрофоны – все было готово. После этого нам оставалось только ждать, что скажет Робби. Он появился в половине первого и доложил:

– Ему получше.

Кена перевезли обратно в его комнату. Янус остался ухаживать за больным, а мы все отправились перекусить. На этот раз никаких натужных разговоров не было. Дело, которое нам предстояло, сплачивало нас воедино. Я чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее. Утренняя работа привела меня в чувство. После ланча Мак предложил сыграть в пинг-понг. Еще накануне такое предложение меня бы ужаснуло, но сегодня показалось в порядке вещей. Выглянув в окно в промежутке между партиями, я увидел Ники, гулявшую по двору под присмотром миссис Янус. Странная маленькая девочка бродила туда-сюда, как потерянная, – подбирала с земли палочки и камешки и складывала их в старую кукольную коляску. Ники находилась здесь с десяти утра.

В половине пятого в комнату с теннисным столом вошел Робби. По его лицу мы сразу догадались, что дело плохо. Мак предложил сделать еще одно переливание, но Робби только покачал головой и ответил, что это была бы напрасная трата времени.

– Он в сознании? – спросил Мак.

– Да, – ответил Робби. – Я привезу его, как только вы будете готовы начать.

Мы с Маком вернулись в аппаратную. Вторая фаза операции «Стикс» подразумевала перенесение сюда операционного стола. Требовалось поместить его между тремя «Харонами» и подсоединить аппарат подачи кислорода. Микрофоны были уже включены. Мы не раз отрабатывали все нужные действия ради тренировки, но сейчас побили собственный рекорд на целых две минуты.

– Отличный результат, – заметил Мак.

Я внезапно осознал, как долго он ждал этого мгновения: месяцы, а может быть, и годы. Мак нажал на кнопку, включив сигнал готовности, и меньше чем через четыре минуты Робби и Янус привезли каталку с Кеном. Они переложили больного на стол. Кена было не узнать. Его глаза, всегда такие лучистые, совсем запали и были почти неразличимы на осунувшемся, растерянном лице. Мак быстро подключил электроды: два к вискам, остальные – к груди и шее. Теперь Кен был соединен с «Хароном Третьим».

Мак склонился над юношей и сказал:

– Все будет хорошо. Мы привезли тебя сюда, чтобы провести кое-какие исследования. Расслабься, и все будет в порядке.

Кен поглядел на Мака и улыбнулся. Все понимали: мы видим его в сознании в последний раз. Это было прощание. Мак взглянул на меня, и я запустил «Харона Первого». Голос прозвучал ясно, совсем по-человечески:

– Говорит Харон… Говорит Харон…

Кен закрыл глаза. Он был уже под воздействием гипноза. Робби стоял рядом и держал его за руку – считал пульс. Я запустил программу, которая отличалась от всех остальных и проходила под меткой «Икс».

– Как ты себя чувствуешь, Кен?

Микрофон был придвинут к самым губам больного, но ответ прозвучал еле слышно:

– Сам знаешь как.

– Где ты находишься, Кен?

– В аппаратной. Робби выключил здесь отопление. Я знаю зачем. Чтобы заморозить меня, как мясо в морозильнике. Попросите Робби включить отопление. – Последовала долгая пауза, затем Кен продолжил: – Я стою у входа в туннель. Похоже на туннель. Или на телескоп, если смотришь с обратного конца. Все такие маленькие… Пусть Робби включит отопление.

Мак, стоявший рядом со мной у пульта, переключил рубильник, и программа перешла в немой режим. До определенного момента она работала без звука, а затем снова включился голос, чтобы еще раз пробиться к сознанию Кена.

– Кен, тебе пять лет. Скажи, как ты себя чувствуешь?

Ответа долго не было. Наконец он прозвучал – и мне стало страшно, хотя, по идее, я давно был к этому готов.

– Мне плохо, – жалобным детским голосом прошептал Кен. – Я не хочу играть.