Домой возврата нет - Томас Вулф

— Скверно, да, как по-вашему? — спросила она, глядя на дым и языки пламени, которые теперь вырывались из окна верхнего этажа. И, прежде чем кто-нибудь успел ответить, продолжала: — Надеюсь, все-таки не очень.

Хук, в ужасе от такого грубого вторжения, отвернулся и смотрел на нее искоса из-под опущенных век. Не получив от него ответа, девушка заговорила с Эстер:

— Просто ужасно, если там, наверху, что-то не ладно, правда?

Эстер Джек поглядела на нее с дружеским участием и тотчас ласково отозвалась:

— Нет, дорогая, я думаю, не так уж скверно. — Она с тревогой посмотрела на клубы дыма и языки пламени (по правде сказать, они теперь выглядели не просто скверно, но угрожающе), поспешно опустила смятенный взгляд и ободряюще сказала девушке: — Я уверена, все обойдется.

— Что ж, надеюсь, вы правы… Потому что, — прибавила она, уже готовясь отойти, словно эта мысль возникла у нее только сию минуту, — это мамина комната, и если мама там, будет совсем скверно, правда?.. То есть если там уже сейчас совсем скверно.

С этими поразительными словами, произнесенными небрежно, ровным тоном, без малейшего волнения, она скрылась в толпе.

Минута мертвой тишины. Потом Эстер Джек в смятении, словно не уверенная, не подвел ли ее слух, обернулась к Хуку.

— Вы слышали?.. — растерянно заговорила она.

— Ну вот, — с коротким торжествующим смешком перебила Эми. — Вы знаете… это все там!

Внезапно свет во всем доме погас, и двор погрузился во тьму, которую разрывали лишь пугающие вспышки пламени, вырывавшегося из квартиры на верхнем этаже. По толпе прошел глухой ропот, она беспокойно заколыхалась. Несколько молодых хлыщей во фраках воспользовались случаем и пошли бродить в темной толпе, дерзко ударяя лучами карманных фонариков прямо в лицо людям.

К толпе двинулись полицейские — и добродушно, но решительно, раскинув руки, стали вытеснять ее со двора, через арки, на прилегающие к дому улицы. Улицы эти сплошь были опоясаны и перехвачены петлями шлангов, которые путались под ногами, и могучий мерный шум пожарных насосов заглушал все привычные звуки. Жителей огромного дома бесцеремонно, точно стадо, оттесняли через улицу, им пришлось смешаться с самыми обыкновенными зеваками на противоположных тротуарах.

Иные дамы почувствовали, что для ночной прохлады одеты слишком легко, и нашли прибежище в квартирах друзей и знакомых по соседству. Другие, устав топтаться на улице, отправились в отели — переждать или провести ночь. Но большинство упорно оставалось на месте, с любопытством и нетерпением ожидая, чем все кончится. Мистер Джек повел Эдит, Элму, Эми и двух-трех ее приятелей в ближайший отель выпить. Остальные еще некоторое время помешкали, одолеваемые любопытством. А потом Эстер Джек, Джордж Уэббер, Лили Мэндл и Стивен Хук пошли в ближайшую аптеку-закусочную. Они подсели к стойке, заказали кофе и сандвичи и принялись оживленно болтать с другими беженцами, которых теперь здесь было уже немало.

Беседовали все непринужденно, дружески. Кое-кто был даже весел. Но в разговоре уже царило смятение — какое-то беспокойство, озадаченность, неуверенность. Богатые, могущественные люди, они вместе с женами, чадами и домочадцами были неожиданно выброшены из уютных гнездышек, и теперь им оставалось только ждать, бесприютно коротая время в аптеках-закусочных или в холлах отелей, либо, закутавшись во что попало, жаться друг к другу на углах улиц, точно путники, потерпевшие кораблекрушение, и беспомощно переглядываться. Кое-кто смутно чувствовал, что их подхватила некая таинственная, неумолимая сила и несет неведомо куда, точно слепых мух, прилепившихся к бешено вертящемуся колесу. Другим чудилось, будто их опутала огромная паутина и раскинулась она столь широко, сплетена столь хитро, что не понять, не разобрать, где же ее начало и как из нее выпутаться.

Ибо в их спокойном упорядоченном мире что-то вдруг пошло наперекос. Привычный этот мир стал неуправляем. Они — господа и хозяева, они облечены властью и привыкли повелевать, — и вот вдруг кормило управления вырвано у них из рук. И они чувствуют себя странно беспомощными, они уже не способны направлять ход событий, не способны даже выяснить, что же происходит.

Но путями, далекими от их слепого и беспокойного знания, события неумолимо шли к неотвратимой развязке.

В одном из дымных коридоров этого громадного улья встретились двое в касках и сапогах и озабоченно заговорили:

— Нашел?

— Да.

— Где?

— В подвале, начальник. Оказывается, вовсе не на крыше… Тяга все выносит по вентиляционной трубе. А оно все внизу. — Он ткнул большим пальцем себе под ноги.

— Что ж, иди кончай с ним. Тебя учить не надо.

— Плохо дело, начальник. Тут не так-то просто справиться.

— А почему?

— Если затопим подвал, заодно затопим железнодорожные пути на двух уровнях. Сами понимаете, что получится.

Мгновение они молча смотрели друг другу в глаза. Потом тот, что постарше, мотнул головой и зашагал к лестнице.

— Пошли, — сказал он. — Идем вниз.

Внизу, в недрах земли, была комната, где всегда горел свет и всегда была ночь.

Сейчас там зазвонил телефон, и человек в зеленом козырьке, сидевший за столом, снял трубку.

— Слушаю… А, привет, Майк.

Он внимательно слушал — и вдруг весь напрягся, подался вперед, выхватил изо рта сигарету.

— Черт возьми!.. Где? Над тридцать вторым?.. Хотят затопить тридцать второй путь!.. А, черт!

Глубоко в сотах исполинской скалы горели красные, зеленые, желтые огни, безмолвные в вечной тьме, прекрасные и жгучие, жгучие, как память о горе. Внезапно на всем протяжении слабо мерцающих рельс зеленые и желтые глаза мигнули и взамен вспыхнули предостерегающие красные огни.

В нескольких кварталах отсюда, как раз там, где начинается эта поразительная сеть подземных железнодорожных путей, могучих и сверкающих стальных лент, скорый поезд вдруг остановился, но совсем мягко, — пассажиры, которые уже вставали с мест и готовились выходить, только и почувствовали легкий толчок и даже не подумали, что произошло неладное.

Однако впереди, в будке электрического локомотива, который вел длинный состав на последнем перегоне вдоль реки Гудзон, машинист вгляделся и увидел предупреждающие огни. Увидел смену ярких огней во мраке и выругался:

— Что за черт?

Поезд плавно останавливался, ток был выключен, и глухой вой, который издавали могучие моторы локомотива, разом смолк. Перегнувшись через приборы к своему помощнику, машинист торопливо произнес:

— Что там стряслось, черт подери?

И скорый надолго застыл молчаливой, бессильной стальной махиной, а неподалеку потоки воды мчались меж рельс, и пять сотен мужчин и женщин, оторванных от привычной жизни и унесенных из городов, городишек и поселков, что разбросаны по всему континенту, очутились в каменном плену всего в каких-нибудь пяти минутах от огромной станции, от конца пути, от заветной общей цели — усталые, раздосадованные, полные нетерпенья. А на этой станции их встречали еще сотни людей — и продолжали ждать и, не зная, отчего задержка, беспокоились, тревожились, терялись в догадках.