Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди - Виталий Шипаков

Не дожидаясь Емельяна с Новосильцевым, Иван вскочил в седло и поскакал к казачьим землянкам. Все бойцы знаменной полусотни спали, лишь Сашка Маленький сидел у полузатухшего костра, зачарованно глядя на умирающее пламя. Завидев Княжича, он проворно вскочил на ноги и нетерпеливо вопросил:

– Ну как, доволен воевода нашим пленником?

– Доволен, прямо наглядеться на него не мог да все расспрашивал – кто вельможе королевскому глаз подбил, – хитро прищурясь, ответил Ванька.

– А ты чего сказал? – чуток смутившись, поинтересовался казачонок.

– Ну, ты же знаешь, врать я не приучен, а потому все, как есть, объяснил. Мол, есть у нас великий богатырь Сашка Маленький, вот он-то в порыве гнева праведного мурло шляхетское и помял. Воевода крепко призадумался, но, видно, порешил, что такого ухаря, как ты, лучше в друзьях иметь, и повелел тебя щедро наградить.

Заметив недоверие в вороватых Сашкиных глазах, Иван достал кошель и отдал Маленькому.

– На, возьми, да с Ярославцем поделиться не забудь.

Вновь усевшись у костра, довольный Сашка стал пересчитывать монеты, тут-то строгий начальник и секанул его плетью поперек спины.

– А это от меня в придачу получи.

– За что? – возмутился было обласканный первым воеводою герой.

– Да все за то же, за сапоги полковничьи. Хорошо хоть на портки его не позарился.

– Ах вот ты о чем, – виновато промолвил Сашка, и злоба на его лице уступила место раскаянию. – Я, Андреич, коль признаться честно, эти сапоги и брать-то не хотел, но шибко уж они к тем шароварам красным, что ты мне подарил, подходят.

– Да ладно, черт с тобой. Не мы, так княжьи холуи пленника разуют, – примирительно сказал хорунжий и тут же озабоченно спросил: – Как Ярославец?

– Спит, я его, как возвернулись, винищем напоил, он и заснул. Да ты сильно-то о нем не печалься. Сашка ведь из мужиков, а они народец крепкий. У него вон вся спина рубцами исполосована, видать, не раз полухорунжего нашего смертным боем били. Думаю, через недельку очухается.

– Недельку, говоришь, – печально усмехнулся Княжич. – Не думаю, что она у нас есть.

Ушлый казачонок все понял с полуслова. Вновь уставившись на багровые, мерцающие от дуновения ветра угли, он промолвил:

– Значит, оборону на реке держать не будем, сами на католиков пойдем.

– Выходит, так, коли Шуйский переправу наводить велел, – ответил Ванька.

Движимый желанием приободрить загрустившего начальника, а может, просто с присущей его мальчишеским летам беспечностью, Маленький махнул рукой и беззаботно заявил:

– Может, оно и к лучшему. Не для того же мы сюда пришли, чтоб через речку переглядываться с ляхами.

– Дурак ты, Сашка, – беззлобно ругнул его Иван. – Кабы кто другой сказал такое, еще куда ни шло, но ты-то сам в шляхетском стане был, своими глазами видел, с кем сразиться предстоит.

Немного помолчав, он с возмущением добавил:

– А что у нас? Орды мужиков, почти что безоружных, да дворянчики с луками и стрелами. Более-менее пригодны к бою лишь стрельцы, эти хоть палить обучены, но сколько их – тыщи две у Барятинского, да пеших три полка.

– А мы казаки, – задорно воскликнул Маленький.

– Не ори, братов разбудишь, – строго осадил его хорунжий и продолжил: – Вот и получается, как ни крути, а настоящих бойцов не наберется и десяти тысяч. Да и то, много ль наших на большой войне бывало? Со шляхтой биться, эт тебе не по степи за татарвой гоняться и не караваны купецкие щипать. Чую, Сашка, со дня на день предстоит великое побоище, каких мы отродясь не видели, – Ванька тяжело вздохнул и распорядился: – Спи иди. Нам под вечер снова вылазка предстоит. Пушкарям приказано взрывом берег вражеский обрушить, а мы их будем от поляков охранять.

– Опять мы? – недовольно пробурчал казачонок.

– А ты как думал? Кто везет – на том и ездят. За награду княжескую, – Ванька указал перстом на зажатый в Сашкиных руках кошель, – еще долго расплачиваться будешь.

Маленький поднялся на ноги, намереваясь исполнить приказ, но не совладал с переполнявшими его мальчишеское сердце чувствами и, бросив руку на рукоять сабли да залихватски вскинув буйну голову, гордо заявил:

– А по мне, так хоть весь белый свет перевернись. Эка невидаль – сражение. На то мы и казаки, чтоб в чистом поле от вражьей сабли пасть, а не на печи конца убогой жизни дожидаться, – и, нахально поскрипывая полковничьими сапогами, направился к землянке.

Оставшись в одиночестве, – Княжич расседлал коня, положил под голову нарядное, добытое в стычке с отрядом Лятичевского седло, после чего прилег на сваленное возле коновязи сено.

Близился рассвет. Глядя на плывущие по небу, красноватые от утренней зари облака Иван подумал: «А малец-то прав. Взашей нас никто не толкал, своей охотою на службу царскую пошли и теперь сомнениям поздно предаваться. Одно плохо – шибко нравы подлые у московитов. Нас, станичников, волками называют, сами ж меж собой грызутся похуже диких зверей, а человеческая жизнь что для царя, что для князей с боярами, гроша не стоит ломаного».

Ему припомнились погибшие товарищи – Ордынец, братья Красные и холодная тоска сдавила сердце. Припав губами к подаренному побратимом нательному крестику, хорунжий тихо прошептал:

– Господи, спаси и сохрани станичников. За себя и не прошу, коли надобно – возьми мою душу грешную. Нету больше сил моих смотреть, как смерть друзей крадет.

То ли бог услышал Ванькину молитву, то ли сказалась непомерная усталость, но душевное волнение понемногу утихло, и чуткий сон сморил удалого казака.

Приснился Княжичу отец Герасим. Сидя на своей любимой скамье под иконою Георгия Победоносца, священник строго укорял Ивана:

– Нельзя о смерти господа просить, сие великий грех, а вы и так уж с Емельяном вдоволь нагрешили. Отдали власть в нечестивые руки и теперь пойдете, как безмолвная скотина на убой.

Взяв книгу, что лежала на коленях, святой отец ударил ею своего воспитанника по лбу, воскликнув:

– Зачем меня, старого дурака, послушал, надо было не к царю на службу, а с Кольцо в Сибирь идти.

Хорунжий вздрогнул и проснулся. Крупные капли дождя били его в лицо.

«Приснится же такое. При чем тут побратим, какая такая Сибирь», – укрывая голову полой кунтуша и вновь смыкая веки, подумал он.

17

Не только Княжич маялся душой в сей предрассветный час. Не спал и сам великий воевода Петр Иванович Шуйский. На то у князя были свои, довольно веские причины. Победитель татар, герой Казани и Астрахани в нынешней войне особыми заслугами похвастаться не мог. Пока дело доходило лишь до сдачи ляхам порубежных крепостей, еще куда ни шло, это можно было объяснить внезапностью шляхетских нападений да нерадивостью оборонявших их начальников. Но после оставления Полоцка, когда полки Стефана-короля вторглись в исконно русские земли и стали угрожать уже самой Москве, тучи черные нависли над седою головой Петра Ивановича. Видя, как строптивые сподвижники вроде Барятинского стали шибко покорными, и без его приказа не решаются даже шагу лишнего ступить, всесильный воевода понял – жизнь его висит на волоске.