Нефтяной король. Секретная жизнь Марка Рича - Дэниел Амманн

Когда речь идет о национальных интересах и энергетической безопасности, то ни мораль, ни идеология не имеют значения. Когда речь заходит о бизнесе, риторика уступает деньгам, какой бы политической окраски они ни были. Поэтому торговые санкции практически бесполезны — они всего лишь открывают отличные коммерческие возможности перед творческими и решительными (некоторые называют их беспринципными) торговцами — такими как Марк Рич.

Падал редкий снежок. Я ехал по узкой извилистой дороге, ведущей к усадьбе «Вилла Роза». Остановившись перед массивными коваными воротами, я придал лицу приятное выражение для видеокамеры, установленной на каменной колонне. «Grüezi», — приветствовал меня по-швейцарски голос из динамика, прежде чем спросить о цели визита. Я назвался, и ворота медленно распахнулись в ответ. Я проехал к крытой парковке недалеко от виллы. Только тогда я заметил, что за мной ехал серебристый Mercedes. За рулем сидел один из телохранителей Марка Рича. Он кивнул мне и улыбнулся.

Был четверг, 8:30 утра. Мы договорились вместе позавтракать, и я спросил Рича, нельзя ли встретиться у него дома. «Я не против», — ответил он и пригласил меня в свою усадьбу в Меггене на озере Люцерн. Говоривший по-испански работник открыл мне дверь и проводил в гостиную. Я ждал, сидя на бежевом диване и разглядывая картины кубистов на стенах. Это были работы французов Фернана Леже, Жоржа Брака и соотечественника Рича по Испании Пабло Пикассо. В углу стояла бронзовая скульптура швейцарца Альберто Джакометти. Из крошечных колонок на потолке звучал Бах в исполнении Гленна Гульда.

В комнату вошел Марк Рич и пожелал мне доброго утра. На нем, как всегда, был темный костюм, белая рубашка и красный галстук. Он оглядел меня с ног до головы и сказал полушутя: «Для галстука никогда не бывает слишком рано». Поскольку мы договорились встретиться за неформальным завтраком, я был без галстука. Не успел я бросить ответную реплику, как появился управляющий делами Рича — так же, как и я, без галстука. На завтрак была яичница-болтунья с черными трюфелями, копченый лосось с хреном, спелая папайя и свежевыжатый апельсиновый сок.

После еды Рич провел для меня экскурсию по усадьбе. Мы молча прогуливались по садам. Инжир, виноградные лозы и кусты роз были покрыты тонким слоем снега. Затем Рич подвел меня к монументальной кованой скульптуре испанского художника Эдуардо Чильиды. В бледных лучах солнца, силившегося пробиться сквозь тучи, поблескивало озеро Люцерн. Казалось, это была идеальная атмосфера для того, чтобы задать самые главные вопросы. «Что в жизни вы сделали бы иначе, если бы могли? — спросил я Рича, который поднял воротник пальто, чтобы защититься от снега. — Сожалеете ли вы о чем-то конкретном?» Он ответил не задумываясь. «Наверное, я бы был более осторожен, чтобы не навлечь на себя неприятности в Америке, — сказал он. — Мне не нужен был этот бизнес. Я вполне мог без него обойтись. У меня в то время и так хорошо шли дела».

Если бы не тот бизнес (конкретная сделка, законность или противозаконность которой так никогда и не была доказаны в суде), из Марка Рича, разумеется, никогда бы не сделали «самого большого дьявола». Если бы не экономически невыгодные ценовые ограничения президента Никсона, Рич никогда бы не приобрел репутацию «самого большого налогового мошенника в истории США». Его бы до сих пор, как и раньше, считали «гением рынка металлов, покончившего с господством европейцев в этой сфере».[272] Если бы Рич не попал в немилость, его называли бы «американским героем», разрушителем монополии картеля «Семь сестер» и изобретателем спотового рынка. Его воспевали бы как воплощение американской мечты, как бедного иммигранта, ставшего миллиардером и щедрым филантропом. Потому что именно американские добродетели, американские ценности и, что греха таить, американские пороки, носителем которых является Рич, сделали его нефтяным королем. Работай усерднее! Сосредоточься на цели! Не бойся смелых замыслов! Будь напористым! Добивайся успеха!

Конечно, можно критиковать Рича за поставку нефти режиму апартеида в ЮАР. Можно ставить ему в вину, что он торговал с диктаторами всех мастей, от Фиделя Кастро до Сани Абачи и аятоллы Хомейни, а также, разумеется, нарушал эмбарго и ставил прибыль выше морали. Критиковать Рича за все эти сделки было бы легко, если бы все в жизни четко делилось на черное и белое. Однако в реальном мире все гораздо сложнее. Жизнь не всегда играет по нашим правилам, она не всегда такая, какой кажется.

Наиболее четко эту мысль проиллюстрировал один трейдер, который работал в команде Марка Рича практически со всеми металлами. Мы обсуждали с ним сырьевую торговлю как-то зимой в Манхэттене, сидя в баре. «О какой этике они говорят!» — рассмеялся он. Затем, показав на мою банку диетической колы, сказал: «Эта банка сделана из алюминия. Бокситы, необходимые для ее изготовления, скорее всего из Гвинеи, из Конакри. Это чудовищная диктатура, поверьте, — сказал он. — Нефть, которой мы отапливаем это помещение, скорее всего, из Саудовской Аравии. Эти добрые друзья США до сих пор отрубают руки за воровство, как в Средние века. Возьмем ваш мобильный телефон? Без колтана его бы не существовало. Не будем лицемерить. Доходы от колтана шли на финансирование гражданской войны в Конго. — Он остановился, ожидая, когда его слова возымеют действие. — Теперь скажите мне, — произнес он, показывая на меня пальцем, — что можно предложить взамен? Упразднить торговлю? Не будет сырья — встанет экономика. Весь мир встанет. Люди, которые нас критикуют, — их вообще это интересует? Или им просто нравится кого-то ругать, чтобы почувствовать себя праведниками?»

Простые ответы на такие вопросы знают лишь демагоги. А все остальные, и прежде всего сырьевые трейдеры, вынуждены искать какой-то средний путь между учетом реалий и самообманом. Иногда они смотрят правде в глаза, а иногда рады о ней забыть. Они живут в некоей серой зоне — иногда темнее, иногда светлее. Порой в результате получается справедливость, а порой — эксплуатация. Имя этой серой зоны — капитализм.

Прогуливаясь по заснеженным садам «Вилла Роза», я думал над интригующим вопросом. Фонд Джона Темплтона недавно задал ведущим ученым, экономистам и политикам такой вопрос: «Влияет ли свободный рынок на упадок морали?» Джон Грэй, профессор Лондонской школы экономики, ответил: «Это зависит от обстоятельств». А затем добавил, словно отвечая на вопрос о Марке Риче: «Черты характера, наиболее поощряемые свободным рынком, — это предпринимательская хватка, готовность спекулировать и рисковать, а также способность хвататься за новые возможности и самому их создавать. Заметьте, это не те качества, которые обычно превозносятся сторонниками консервативной морали».[273]

«Да, — признался мне однажды высокопоставленный менеджер Marc Rich + Co. с опытом работы по всему миру, — иногда, чтобы заключить сделку, мы должны были продавать душу дьяволу, как Фауст». Эти слова потом долго звучали у меня в ушах. Продать душу дьяволу, как Фауст. Сейчас так обычно говорят, описывая эгоистичные поступки и нравственные компромиссы, цель которых — приобрести власть, богатство или положение, но в трагедии «Фауст», главном произведении Иоганна Вольфганга фон Гете, ученый Генрих Фауст — не просто безжалостный эгоист. Он олицетворяет собой людей, которые хотят чего-то достигнуть и дерзают выйти за свои границы. Фауст — пример ученого, который нарушает установленные правила, чтобы постичь «всю мира внутреннюю связь». И он оказывается обманутым — в придачу к краткосрочной выгоде он приобрел долгосрочные неприятности. Можно рассматривать Марка Рича как своеобразного Фауста сырьевой эпохи. Подобно Фаусту, он — амбициозный человек, жаждущий успеха и признания. Ему удалось усовершенствовать работу трейдера именно потому, что он не желал считаться с ограничениями и признавать запреты. И его могущество тоже родилось из сделок с «дьяволами» этого мира.