Рота Его Величества - Анатолий Дроздов

— Ваше высокоблагородие! — сказал он робко. — Взгляните! — С этими словами он откинул тент.

Мне стало плохо. В детстве я видел мультик. Герой входит в темную пещеру, внезапно в черноте загораются десятки узких, хищных глаз. Нечто подобное я наблюдал сейчас. Только эти глаза не были хищными — испуганными. Они словно ждали: сейчас грозный начальник закричит, затопает ногами и велит освободить машину. Я понял, что не сделаю этого даже под угрозой расстрела.

— Велели сажать женщин и детей, — тихо сказал шофер. — Я не препятствовал. Они как горох посыпались.

— Сколько их? — спросил я сквозь зубы.

— Человек сорок.

«Что ж! — подумал я. — Сам виноват! Надо было спросить у Марии, сколько вдов с детьми. Теперь поздно. Ну и пусть! Сорок человек на восемнадцать комнат — нормальная коммуналка. Бывает и хуже!»

— Как устроились? — спросил я заботливо-фальшивым голосом. — Не растрясет? Дорога дальняя!

Ответом мне было нечто нечленораздельное.

— Дяденька! — Над бортом показалась головка Кати. — Ты обещал хлебца!

«Продукты разгрузили!» — спохватился я.

— У нас остались галеты? — спросил я у водителя.

— Ящик! Как увидел их, перенес один в кабину.

— Молодец! — похвалил я. Шофер зарделся. — Тащи!

— Вот! — сказал я, передавая ящик в кузов. — Дорогой погрызть. Как приедем, организуем обед. Вернее, ужин.

— Дяденька! — Над бортом снова возникла Катя. В руке она держала пачку галет. Как смог ушастик вытащить их так быстро, объяснению не поддавалось. — Я хочу в кабину!

Я не успел сообразить, как маленькая оторва взобралась на борт и прыгнула ко мне. Я еле успел подставить руки.

— Не беспокойтесь! — сказал я Марии, прижимая к груди веечку с галетами. — Ваша дочь не пропадет! Скорее уж мы все…

В Петроград мы въехали затемно. Схрумкавший галеты ушастик спал, свернувшись на моих коленях, а я складывал в голове речь для Прова. Если он откажется от должности коменданта общежития, мне придется туго. Искать другого времени нет. Бросить женщин на произвол судьбы нельзя. Я их сманил и теперь в ответе. Они не знают города, у них нет денег, да и с документами наверняка проблемы.

«Пообещаю Прову двойной оклад! — решил я. — Подпишу с десяток пустых чеков, чтоб мог в любое время взять в банке нужную сумму. Денег хватит: казна вернула долг за амуницию. Ему понравится распоряжаться!»

В глубине души я сомневался в справедливости своих выводов, но, как выяснилось, совершенно напрасно.

Кровь брызнула тугой струйкой, испятнав фартук Александры.

— Пинцет, раззява! — заорал Громов.

Александра щелкнула торзионным пинцетом и пережала сосуд. Кровяной ручеек мгновенно иссяк. Доктор отбросил скальпель и взял пилу. Мелкозубое полотно вгрызлось в кость и заходило взад-вперед, перепиливая ее. Спустя минуту то, что еще совсем недавно было ногой человека, отвалилось в сторону. Подскочившая санитарка схватила месиво из костей и мяса и унесла.

— Иглу!

Александра подала кривую иглу с заправленным кетгутом. Склонившись, Громов стал зашивать рану. Держа наготове другую иглу, Александра следила, как на месте кровавого среза из мяса и белой кости появляется аккуратная культя.

«Хирург он отменный! — подумала сердито. — Но и грубиян такой же!»

Громов закончил шить и выпрямился.

— Уносите и давайте следующего!

— Нету! — сказала Александра. — Этот последний.

— Хорошо! — сказал доктор устало. — Пойду отдохну! Вы тоже можете!

«Спасибо, ваше высокоблагородие!» — хотела съязвить Александра, но промолчала.

Она вышла из операционной и пошла коридором. В поместье, реквизированном под полевой госпиталь, он был широк и длинен. Вдоль стенок на грубо сколоченных топчанах лежали раненые — мест в палатах не хватало. Один из них схватил проходящую Александру за подол.

— Сестричка!

Александра наклонилась.

— Мне по нужде!

Объяснять раненому, что она медсестра, а не санитарка, Александра не стала: проще помочь.

— По большой или малой?

— Малой…

Александра, нагнувшись, достала из-под топчана утку, откинула одеяло и сунула вялый отросток солдата в приемник.

— Давай!

Тугая струя зажурчала в емкость, запахло аммиаком. Александра дождалась окончания процесса, убрала утку и накрыла раненого.

— Спасибо! — сказал тот. — Ловко у тебя!

— Наловчилась! — усмехнулась Александра.

— Ты хорошая! — сказал раненый. — И красивая!

«И этот туда же! — подумала Александра. — Ведь чуть дышит…»

Она вышла во двор, опорожнила утку в очко сортира, сполоснула ее под краном и отнесла обратно. Раненый спал, сложив руки на груди. Александра вгляделась в серое, изможденное лицо и покачала головой: не жилец…

Оставив испачканный фартук в прачечной, Александра умылась и отправилась к себе. Компаньонка по комнате оказалась на месте. Александра вздохнула: так хотелось поспать!

— Вот! — Анна подала ей газету. — Читай!

Александра села на койку и развернула. Глаз зацепился за заголовок:

«Благородный поступок капитана гвардии».

«О нем!» — догадалась она и впилась глазами в текст.

«Наша газета сообщала о подвигах капитана Князева и его Особой роты. Это они разгромили полчища врага на подступах к Петрограду. Они проникли в тыл наступающих на востоке дивизий противника, сожгли склады с военной амуницией, разогнали кавалерийский батальон и привезли в свое расположение грузовик пленных. На днях капитан Князев убедительно продемонстрировал, что в его груди бьется не только храброе, но и благородное сердце.

Злопыхатели утверждают: ари нет дела до веев. Князев доказал, что это не так. Будучи вызван в Петроград, капитан заметил на дороге нищенку-вейку с ребенком. Остановив авто, он узнал, что женщина — беженка, она вдова и не имеет приюта. А также что таких, как она, в ближайшем лагере много. Любой другой на месте капитана оделил бы нищенку рублем-другим и уехал бы с чистой совестью. Но наш герой не таков. Посадив женщину в автомобиль, Князев заехал в лагерь и забрал оттуда всех вдов с малыми детьми. После чего отвез их в Петроград и поселил в своем особняке, наказав дворецкому содержать беженцев на его счет — чтоб они ни в чем не знали недостатка.

Тридцать девять женщин и детей (все они веи) заняли особняк, сам же капитан переселился в казармы. Так же поступили и другие члены его семьи. По их единодушному мнению, в час испытаний все должны в равной мере разделять тяготы, выпавшие на долю Отчизны. Только один этот факт способен пробудить в наших сердцах признательность к славному гражданину Отечества, каковым, несомненно, является капитан Князев. Однако наш герой не удовлетворился сим благородным поступком. Прознав о бедственном положении беженцев, он вышел с ходатайством об учреждении общества вспомоществования жертвам войны. Шефом общества любезно согласился стать начальник Корпуса жандармов полковник Зубов. На его призыв откликнулись состоятельные граждане Новой России, которые внесли на счет общества свыше двадцати тысяч рублей. Из них две тысячи пожертвовал лично Князев. Полковник Зубов предложил увеличить доходы общества оригинальным путем. Изготовить цветные портреты героя войны капитана Князева и продавать их желающим с тем, чтоб все доходы поступали в помощь беженцам, раненым и увечным. Истинные герои скромны. Капитан Князев решительно возражал против продажи его портретов, но попечительский совет общества предложение поддержал. Отныне каждый может внести лепту в благородное дело, купив портрет в лавке или на почте. Малый портрет в рамке и с подставкой для стола стоит рубль, большой, настенный — два. На обратной стороне портретов типографским способом воспроизведена подпись капитана под словами: „Твори добро!“ Первый выпуск портретов уже распродан, в работе находится новый тираж.