Царь Грозный - Наталья Павлищева

Не выдержав, князь Андрей встал, подошел к окну. Светало медленно, солнце словно не желало пробиваться сквозь сплошную пелену облаков. Будет хмурый серый день.

Снова залаяла собака, князь напрягся – почудилось, будто издалека донесся конский топот. Сердце дрогнуло: а вдруг за ним? Уже стало казаться, что Иван Васильевич читал его письма к Васьяну. Одно дело писать согласным, надеясь, что не предадут, и совсем другое вдруг понять, что тот, против кого писал, может это прочесть. А ведь многое не понравилось бы государю, прочти он это послание!

За грехи погибли древние царства, за грехи погублен и Рим. И на Руси, оставшейся последним оплотом православия, дьявол начал смущать умы правителей государства. Все беды от них в Московском царстве, от негодных правителей все притеснения, беззаконие, оскудение…

Курбский в письмах обвинял Васьяна с его старцами в том, что не встают супротив такого правления. А сам? Почему-то мелькнула шальная мысль: а что было бы, скажи он это царю в лицо? Не пощадил бы Иван Васильевич, не любит государь правду слушать, только свои слова признает…

Что было делать? Бросить обвинения тирану в лицо, хорошо понимая, что попадет прямо на плаху? Нет, не на плаху, отправят в пыточную на дыбу, где изувечат, замучают… Пропадешь мало того, что безвинно, но еще и безвестно. Князю отчаянно хотелось жить, он всей душой ненавидел не только царя Ивана, но и этот свой страх за жизнь! И непонятно, что больше.

Говорят, Григорий Лукьянович очень любит загонять иглы под ногти. Спина покрылась холодным потом от одной мысли, что будет, если и он попадет в руки Малюты Скуратова. Андрей Михайлович даже глянул на свои холеные руки, словно убеждаясь, что его аккуратно стриженные ногти целы. Он всегда боялся боли, любые мучения, даже ноющий зуб, выводили князя из себя. Нет, только не это! Бежать, бежать… А там будь что будет! Даже если от Радзивилла не прискачет гонец, он все равно убежит, хоть в Ливонию, хоть куда, лишь бы жить… О семье при этом почему-то не думалось совсем, хотелось оказаться как можно дальше от Москвы и ее страшного правителя, в безопасности. А там он подумает, как бороться с тираном, как помочь тем, кто все же попал в неволю, там подумает. Сначала надо спастись самому…

Собачий лай раздался теперь уже неподалеку и конский топот тоже. Все-таки кто-то спешил на двор воеводы… Курбский перекрестился, застучало в висках, сердце зашлось, его удары, казалось, слышно, точно набатный колокол. Когда в дверь сунулся верный холоп Васька Шибанов, Курбский готов был закричать от ужаса. По мертвенно-бледному лицу хозяина холоп понял, что тот страшно испуган, видно, не спал ночь, потому поспешил успокоить:

– К твоей милости от Радзивилла…

– Никто не видел?

– Не-е…

– Зови, – махнул рукой Курбский. Даже если и видел, то теперь все равно…

Гонец был забрызган грязью по самые уши, все же погода стояла не лучшая для дальних поездок, но кто же на это смотрит? Гонцы на то и гонцы, чтобы в любой час быть готовыми отправиться в любой путь, хотя бы и с опасностью для себя.

Он протянул князю свиток и какой-то плотный сверток. С первого взгляда видно, что сверток тяжелый, пожалуй, такой за пазуху не спрячешь, небось притороченным к седлу вез. Интересно, он понимает, что привез? Неужто так честен, что, понимая, себе не взял? Курбский почему-то думал о честности посланца больше, чем о содержании письма, которое тот подал. Ему было ясно и без слов, давно ждал. В свертке деньги, по весу понятно, что большие, а в письме, соответственно, охранная грамота, без которой в Литву бежать боялся.

Даже не вскрывая ни то, ни другое, велел:

– Иди отдохни.

Гонец помотал головой:

– Сказано ответа ждать.

Курбский удивленно посмотрел на бедолагу, пожал плечами:

– Хотя бы пока я писать ответ стану, отдохни да поешь. Или велено устно сказать?

– Нет. – Голос хрипл, сам едва не валится с ног. Благодарно глянул, ушел. Васька повел подальше с глаз челяди, чтобы пристроить на время. Ни к чему многим знать, что к князю посланцы прибывают…

Курбский развернул свиток. Так и есть, охранная грамота с обещанием всяких благ и новых владений взамен тех, что теряет на Руси. В свертке большая сумма денег. Торопясь отправить гонца обратно до света, князь спешно взялся за перо. Его должны ждать в Вольмаре и принять, как дорогого гостя, ведь едет князь не как беглец, а по приглашению самого короля Сигизмунда!

Когда гонец, так и не успевший ни поспать, ни даже толком поесть, спешно ускакал из Юрьева, Курбский принялся укладывать нужные вещи. Прежде всего охранные грамоты короля Сигизмунда и Радзивилла. В большой мешок сложены монеты, князь с удовольствием хмыкнул: набралось немало! 500 немецких серебряных талеров, 300 злотых, 30 дукатов и 44 московских рубля дадут ему возможность неплохо провести время в Литве до тех пор, пока Сигизмунд не выполнит своего обещания наделить его новыми владениями взамен московских. В отдельные мешки были сложены особо дорогие ему книги. Всего взять, конечно, не удастся, ничего, тем явственней будет, что он не бежал, а отъехал, ничего не пожалев ради справедливости!

За сборами его застала некстати подошедшая жена.

– Князь Андрей, ты никак в Москву собираешься? А мы?

Курбский поморщился, только ее не хватало! Небрежно бросил то, что держал, в угол:

– В любой час государь может в Москву позвать, хочу быть готовым.

– Так и нам собираться надобно? – заблестела глазами жена. Она очень тосковала в далеком Юрьеве, душой тянулась в родную Москву и была бы рада возвращению. Как сказать, что не туда едет, да и говорить ли вообще?.. Почему-то помотал головой:

– Вы пока здесь подождете. Мало ли куда еще государь направит, туда и поедете…

На глазах княгини выступили слезы, ей очень хотелось повидать родных. Курбский почти бегом бросился вон. Жена снова тяжела, да и девятилетний сын хворает. Что с ними-то делать? О своей матери князь почему-то даже не вспомнил.

Но долго думать не пришлось. В тот же вечер прибыл еще один гонец. На сей раз с очень плохими вестями. Московские друзья прислали сказать, что государь готовит на него опалу! Мол, из Москвы отправлен гонец с повелением ехать под государевы очи.

– Где ж тот гонец? – Голос Курбского дрогнул.

– Перехватили, князь, на первом постоялом дворе, напоили так, что день проспит с устатку. А я вперед него поторопился.

Вот теперь у князя выбора не было: бежать, только бежать! Вовремя пришли грамоты от Сигизмунда и Радзивилла! Значит, завтра же и нужно ехать, не дожидаясь, пока прибудет этот самый гонец с царским повелением. У князя все готово, даже верные люди с лошадьми ждут в условленном месте.

Юрьев накрыла ночная тьма. После нескольких недель бесконечных облаков небо наконец стало ясным. Крупные звезды словно вымыты надоевшими уже дождями, потому светили ярко, чуть подмигивая…