Американский детектив - 4 - Джон Гоуди

Осторожно ощупав повязку на теле, Берри спросил:

— Пуля попала в живот?

— Но не задела ни единого жизненно важного органа. Миновала где на миллиметр, а где на волосок. Герою повезло. Я загляну попозже.

Хирург ушел. А Берри занимала мысль, не лжет ли тот, не является ли его состояние критическим. Эти подонки никогда ничего не скажут, вечно напустят туману. Не верят, что человек может осознать такую сложную вещь, выживет он или умрет. Он попытался возмутиться, но почувствовал, что слишком слаб для этого, закрыл глаза и заснул.

Разбудили его голоса. Над ним склонились три человека. Одним был хирург. Двух других Том узнал по фотографиям: это были мэр и комиссар полиции. Он примерно догадывался о причине их появления и постарался изобразить удивление и скромность. Он же герой, к ак сказал хирург.

— Я полагаю, он проснулся, — сказал тот.

Мэр улыбнулся. Он в теплом пальто, закутан в огромный шарф, на голове меховая шапка-ушанка. Нос его покраснел, обветреные губы полопались. Комиссар тоже улыбался, но не слишком. Просто он был не слишком улыбчивым человеком.

— Примите мои поздравления, патрульный, э-э... — Мэр запнулся.

— Барри, — подсказал комиссар.

— Мои поздравления, патрульный Барри, — продолжал мэр. — Вы проявили необычайное мужество. Горожане перед вами в долгу.

Он протянул руку, и Берри с натугой её пожал. Рука была холодна, как лед. Потом он пожал руку комиссару полиции.

— Великолепная работа, Барри, — сказал комиссар. — Полиция вами гордится.

Теперь оба выжидающе смотрели на него. Конечно, нужно проявить немного скромности.

— Спасибо, но мне просто повезло. Я сделал то, что на моем месте сделал бы каждый полицейский.

— Вы скоро поправитесь, патрульный Барри, — сказал мэр.

Комиссар неумело попытался ему подмигнуть. Да, он не умел подмигивать. Но Берри понял, что сейчас последует.

— Мы все ждем вашего скорого возвращения на службу, детектив Барри.

Удивление и скромность, — напомнил себе Барри, потупил глаза и сказал:

— Благодарю вас, сэр, большое спасибо. Но я сделал только то, что любой полицейский...

Но мэр с комиссаром уже уходили. В дверях мэр сказал:

— Он выглядит лучше, чем я. Думаю, и чувствует себя лучше.

Берри закрыл глаза и снова заснул. Потом проснулся оттого, что хирург щекотал ему нос.

— Там к вам девушка, — сказал хирург. В дверях стояла Диди, и Берри кивнул. — Только десять минут, — предупредил хирург.

Он удалился, Диди вошла в комнату. Выглядела она весьма торжественно и готова была расплакаться..

— Врач сказал, что ты ранен не очень тяжело. Скажи мне правду.

— Небольшое ранение.

Из её глаз скатилось несколько слезинок. Потом она сняла очки и поцеловала его в губы.

— Со мной все в порядке, — заверил Барри. — Диди, я очень рад, что ты пришла.

— А почему бы я могла не прийти? — нахмурилась она.

— Как ты узнала, где я?

— Как узнала? Радио и телевидение только про тебя и твердят. Том, тебе очень больно?

— Герои боли не чувствуют.

Она поцеловала его и уронила на лицо несколько слезинок.

— Я не могу свыкнуться с мыслью, что ты страдаешь.

— Я ничего не чувствую. Обо мне очень заботятся. Выгляни в окно. Посмотри, какой вид!.

Она подняла его руку, прижала к щеке, поцеловала каждый палец и только потом отпустила и выглянула в окно.

— Великолепный вид, — сказал Берри.

Какую-то долю секунды она колебалась, но потом решилась:

— Я должна это сказать. Ты рисковал жизнью ради недостойного дела.

Я этого не делал, — подумал он и попытался её отвлечь.

— Недавно здесь были мэр с комиссаром полиции. Приходили меня навестить. Меня повысили. Теперь я детектив. Видимо, третьего класса.

— Тебя же могли убить!

— Это моя работа. Я — полицейский.

— Погибнуть ради того, чтобы спасти городу миллион долларов!

— Там же были люди, Диди, — мягко заметил он.

— Сейчас я не стану с тобой спорить. Не могу, когда ты ранен.

— Но?

— Но когда ты почувствуешь себя лучше, я намерена добиться от тебя обещания, что ты уйдешь из полиции.

— А когда я почувствую себя лучше, то намерен добиться от тебя обещания, что ты уйдешь из Движения.

— Если ты не понимаешь разницы между службой угнетателям и борьбой за свободу и права человека...

— Диди, не нужно речей. Я знаю, у тебя есть убеждения, но они есть и у меня.

— Свиньи? Это в них ты веришь? Ты же сам говорил, что у тебя миллион сомнений.

— Может быть, не миллион, но какие-то сомнения, конечно, есть. Но их недостаточно, чтобы меня обескуражить. — Он протянул к ней руку, Диди отшатнулась, но потом уступила. — Мне нравится моя работа. Конечно, не вся. В полиции есть очень грязная работа. Я ещё точно не представляю все пропорции.

— Тебя заманили, — глаза её потемнели, но руку его она не отбросила. Тебе подсунули конфетку, и ты на неё купился.

Он покачал головой.

— Я намерен оставаться там, пока не разберусь, что к чему. А тогда я либо куплюсь, либо уйду.

В дверях появился врач.

— Мне очень жаль, но вам пора.

— Думаю, нам лучше перестать встречаться, — Диди заторопилась к двери, потом остановилась и оглянулась.

Он подумал о каких-то увещеваниях, может быть даже мольбах, но ничего не сказал. Игра закончилась. Закончилась изматывающая, восхитительная, но в конце концов детская игра, в которую они так давно играли. Результат был очевиден, противоречия оказались непримиримыми. Следовало посмотреть правде в глаза.

— Тебе решать, Диди, — сказал он. — Я хочу сказать только одно прежде как слудет подумай.

Он не увидел, как уходила Диди: врач закрыл дверь.

— Минут через десять — пятнадцать минут вы начнете ощущать боль, предупредил он.

Берри подозрительно покосился на него, но потом понял, о чем речь. Врач говорил о физической боли.

Лонгмен

В конце концов в девять часов Лонгмен включил радио. Новости несколько обновились, но результатов не было, только одно упоминание об исчезнувшем банлите — полиция прилагает все усилия, чтобы его обнаружить. Он выключил радио и пошел на кухню, не для того, чтобы чем-то заняться, просто его обуревало беспокойство, и он непрерывно местался из комнаты в комнату. Он снова надел жилеты с деньгами — постель казалась не совсем подходящим местом для полумиллиона долларов. Потом надел сверху ещё и плащ, отчасти для того, чтобы спрятать жилеты, оточасти из-за того, что в квартире было холодно. Как обычно, экономили на отоплении.