Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов

Примечательная деталь: из всего текста автобиографии только эти слова подчеркнуты карандашом. Неважно, чья рука сделала отметку, главное, что внимание читающего привлекла именно эта информация. Вовсе не исключено, что на генерала армии собирался компромат в предвидении суда над «лубянским маршалом» и его подельниками. Штеменко уже готовы были объявить — ни больше, ни меньше — «инициатором плана организации побега Берии на Запад».

Откуда растут «ноги» у этого обвинения, известно из книги высокопоставленного сотрудника МТБ и МВД СССР генерал-лейтенанта П.А. Судоплатова. Будучи начальником 9-го (разведывательно-диверсионного) отдела МВД СССР, он предложил в деле опробовать возможность использования появившейся в натовской авиации системы опознавания «свой — чужой», добытой агентом — голландским офицером. С этой целью в конце мая 1953 г. был организован полет стратегического бомбардировщика с установленным на нем прибором вдоль северной оконечности Норвегии, а затем к Британским островам. Самолет-разведчик приблизился к натовским стратегическим объектам на расстояние, достаточное для нанесения бомбового удара, но так и не был опознан системой ПВО.

В Генштабе решение на производство этого полета согласовывалось как раз с генералом Штеменко, а санкционировал полет Берия, как первый заместитель главы правительства. Эту разведывательную акцию разоблачители зловещего Лаврентия и пытались выдать за попытку организации побега Берии на Запад.

Но, как писал П.А. Судоплатов, «Хрущев и Маленков пощадили Штеменко — не хотели, чтобы перед судом по делу Берии предстали высшие военные чины»[268].

Сергей Матвеевич выступил в роли свидетеля обвинения и, надо сказать, что, описывая командировку на Кавказ, на подчеркивание негатива не поскупился: «...В действиях Берии было много такого, что не только не способствовало обороне Кавказа, но, наоборот, дезорганизовывало оборону. Прежде всего, Берия создал параллельно штабу фронта особую оперативную группу, возглавлявшуюся генералом из НКВД, которой была поручена оборона перевалов... В эту группу входили люди, мало компетентные в военном деле... При пребывании Берии на Кавказе военное командование было фактически отстранено им от руководства. Берия в своей деятельности стремился опираться на сотрудников НКВД, большинство из которых было совершенно некомпетентными в военном деле.

По существу все эти действия Берии, связанные с обороной перевалов Главного Кавказского хребта, как главной задачей в тот период, наносили вред этой обороне и создавали благоприятные условия для противника и тем самым усиливали угрозу проникновения немцев в Закавказье».

Как видим, красок генерал не жалел. Диктовала острота момента, надо было любой ценой поднырнуть под волну, доказать собственную непричастность.

В спокойной же обстановке, в мемуарах Штеменко, куда более объективно оценивал результаты пребывания Берии на Кавказе. Другое дело, что ни единого упоминания о члене Политбюро там мы не встретим, в книге по воле мемуариста организация обороны возложена на генерала П.И. Бодина, который в тот момент возглавлял Оперативное управление Генштаба и сопровождал Берию. Генерал-лейтенант Бодин действительно много сделал, чтобы не дать врагу захватить Грозный и Туапсе, перейти Главный Кавказский хребет, прорваться к бакинской нефти. Но полным абсурдом было бы предположить, что Бодин работал, а имевший широчайшие полномочия член ГКО Берия — лишь вредил, при этом результат оказался, тем не менее, положительным.

Однако, чтобы избежать водоворота, в который по воле высшего государственного руководства затягивало все новых «участников заговора Берии», об истине беспокоились в последнюю очередь.

Возможно, свою роль в том, что Штеменко занял место не на скамье подсудимых, а выступил лишь свидетелем обвинения, сыграло письмо генерала, направленное 21 июля 1953 г. Н.С. Хрущеву, который после кончины вождя стал формальным руководителем КПСС. В нем автор письма решительно отметал наветы, как он убежденно считал, на свое имя.

«В ЦК КПСС

товарищу ХРУЩЕВУ К С

от члена КПСС генерал-лейтенанта

Штеменко СМ.

Как Вам известно, я снят с занимаемой должности и снижен в воинском звании на две ступени — с генерала армии до генерал-лейтенанта.

Это тяжелый удар для меня. Я честно и добросовестно прослужил в армии 27 лет. Поступил я в армию добровольно, когда мне было 19 лет. Партия и армия меня воспитали и вырастили.

Но все же не это меня беспокоит сейчас. Я перенесу, как подобает коммунисту, отстранение от должности и снижение в звании. Воля партии и нашего правительства для меня закон, и данное решение не подлежит обсуждению.

Меня волнует и беспокоит сейчас другое, а именно, что на мое честное имя коммуниста и генерала в результате подлой, преступной деятельности врага народа Берии наброшена тень, и меня тревожит мысль, смогу ли я доказать партии свою честность и преданность ее делу, но уверен и знаю, что есть справедливость в нашей партии, которая позволит разобраться и установить, что я абсолютно не причастен к антипартийным и антигосударственным действиям подлейшего преступника Берии.

Я вместе со всеми честными людьми нашей Родины с чувством возмущения и негодования проклинаю этого презренного врага народа и вместе со всеми членами нашей партии целиком и полностью одобряю решения ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета СССР по делу Берии. Я присоединяю свой голос к многомиллионному голосу нашего народа, выражающего горячую благодарность Президиуму ЦК КПСС, своевременно и решительно разоблачившему и обезвредившему подлого провокатора, предателя и авантюриста Берию.

Позвольте, Никита Сергеевич, кратко рассказать Вам о моих отношениях с Берией.

Впервые я встретился с этим Берией, будь трижды проклято его имя, в 1942 году во время его поездки в Закавказье. Для работы к нему была прикомандирована группа из Генерального] штаба, возглавляемая генерал-лейтенантом Бодиным[269]. В составе этой группы был и я. В Закавказье были около двух месяцев. За этот период все задания по работе я получал от своего непосредственного начальника генерала Бодина (вспоминая Бодина, Штеменко, возможно, полагался на личное знакомство с ним Хрущева, бывшего с июля 1942 г. членом военного совета Сталинградского фронта. — Ю.Р.). С Берией никаких непосредственных дел не имел. Видел его несколько раз на совещаниях и один раз при выезде для осмотра оборонительных рубежей в район Махачкалы, Грозного.

Второй раз я выезжал с Берией в 1943 году на Северо-Кавказский фронт в район Краснодара. Там он был около 10 дней. В этот период я выполнял его поручения, ездил в войска, собирал обстановку, готовил проекты донесений в Ставку, принимал участие при рассмотрении вопросов [в масштабе] фронта. Активных наступательных операций в это время фронт не проводил. Обе стороны сидели в обороне. Вся деятельность Берии на фронте свелась в основном к помощи фронту в вопросах снабжения.