Сорные травы - Наталья Шнейдер

– Думаешь, она?

– Уверен. Больше нечему – такому яркому, да с такой скоростью.

– Плохой знак.

– Ага, – Вадим провел пальцем по стеклу, дохнул и дочертил перпендикулярную полоску. – Вот такой вот крестик на привычном мире и получается. Все сыпется, все падает.

– Хм, – тут я заметил нечто странное почти на горизонте. – Глянь-ка туда, видишь?

Далеко-далеко, чуть выше силуэтов домов, в небе величаво проплывали светящиеся зеленые и розовые ленты.

– Вижу, – недоуменно ответил Деменко. – Даже не знаю, что это. Но меня иллюминация не радует.

– Да меня тоже. В последнее время что ни случается, все предвещает задницу.

Стук, стук, звяк…

Вновь возник тот самый, пробирающий до мурашек звук каблучков на улице.

– Снова, блин, – прошептал Вадим.

Мы, не сговариваясь, осторожно встали на цыпочки и выглянули как можно дальше сквозь хрупкую защиту стекла. С пятнадцатого этажа в полутьме закоулков двора детали различались плохо. Но под фонарями уже почти развиднелось. Звук опять начал нарастать, вызывая инстинктивное желание забиться в угол, только чтобы неведомое не заметило, прошло мимо.

– Иван, глянь, – Деменко указал на зыбкое свечение, выбивающееся из кустов чуть в стороне от подъезда. У бордюра лежала женщина в светлом строгом костюме, одна нога все еще оставалась обутой, а вторая вывернулась босой пяткой наружу. Рядом валялась белая туфелька. Удивительно, но я с такой высоты увидел все четко-четко в ярком свете стоящего рядом уличного фонаря.

И оттуда, где пряталась кисть руки, из-под низких ветвей кустарника ритмично, в такт стуку каблучков вспыхивало голубоватое сияние.

– М-мать, – Вадим облегченно засмеялся. – Это же просто звонок мобильного. А я перепугался! Пойду женщин успокою.

Я остался на кухне один. Глянул с высоты на мерцающие отблески в кустах. И стал названивать Машке.

Молчание в телефоне.

Еще одна попытка.

Длинный гудок. Сорвалось.

И еще раз.

Короткие гудки.

Снова. Снова. Снова.

Если работает тот телефон, должен работать и мой. Или там симка другого оператора? В любом случае мне нужно знать, как там Машка, жива ли она. Сейчас это самое важное – все остальное мелочь. Прав отец. Как всегда, прав.

Не знаю, на какой попытке телефон отозвался длинными гудками.

Я замер.

Молясь, упрашивая, матерясь.

Надеясь, что гудки прервутся голосом, а не тишиной.

Пафосные аккорды Имперского марша отзывались головной болью. Лорд Вейдер нависал, глядя сверху вниз – впрочем, учитывая мой рост, по-другому бы и не вышло.

– To be, or not to be: that is the question, – заявил он, уставив на меня указательный палец.

Я пожала плечами:

– Whether 'tis nobler in the mind to suffer…

Сейчас уже и не вспомнить, зачем я в незапамятные времена выучила этот монолог – причем именно на английском. А зачем Ив когда-то вызубрил клятву Гиппократа на латыни? Производить впечатление недюжинной эрудицией, для чего же еще. Воистину тщеславие – любимейший из грехов.

– The slings and arrows of outrageous fortune.

С девушками у Ива срабатывало безотказно, но вряд ли Вейдер интересуется симпатичными судмедэкспертами.

– Or to take arms against a sea of troubles[41]… – я сбилась. Забыла, чтоб его. Что-то там было про «To die: to sleep…»[42]– но это дальше, а до того?

Вейдер чуть качнулся вперед, я запаниковала.

– And… well[43]…- а, черт с ним! – Сразить их противоборством. Умереть – уснуть и только, и…

– Незачет, – перебил темный лорд на чистейшем русском. Невидимые пальцы сомкнулись на горле, в глазах заплясали мушки, и я осела на пол, отчаянно пытаясь протащить воздух в легкие. Какой идиот первым придумал, что смерть от удушья легка и приятна? Сколько там времени проходит от начала до потери сознания – несколько минут? Вечность? Потом и этой мысли не осталось – только всепоглощающий страх.

– And by opposing end them, – сказал Вейдер, отпуская захват.

Я закашлялась, попыталась что-то каркнуть…

– To die: to sleep; No more[44], – отчеканил он.

Горло снова сдавило, я бессмысленно рванула ворот…

…и пришла в себя. Рядом истерически заливался мобильник. Сменила мелодию, на свою голову, это ж надо такой красивый кошмар получить! Ив.

– Да.

Голоса не было. Сипение, которому бы позавидовал Вейдер, голосом назвать трудно.

– Маша? Кто это?

Говорить больно, дышать… Воздух словно превратился в наждак. Я зашлась в кашле – теперь уже в реальности.

– Кто это? – муж почти кричал. – Машка, ты?

– Я.

– Что с голосом?

Угадай с трех раз, блин. Что будет с голосом при остром токсическом ларинготрахеите?

– Все, Маш, понял. Ты жива – с остальным разберемся. Давай по СМС.

Я кивнула, как будто муж мог меня видеть, отключила связь.

«Где ты?» – пиликнул телефон.

«Всё там же».

«У нас облако, кажется, сдуло. У тебя?»

А черт его знает. Запаха я не чувствовала – но это не говорило ровно ни о чем. Я могла просто «принюхаться» – или рецепторы сдохли вместе со слизистой.

«Не знаю, погоди, с крыши посмотрю».

Кашляя и чертыхаясь на чем свет стоит, я выбралась через слуховое окно, глянула поверх крыш. Смотреть вниз не хотелось совершенно. Солнце еще не слишком высоко, и в глубине двора полумрак – но все равно приятного мало.

«Облака не видно, какая концентрация – хз».

Снимать намордник и проверять, сразу окочурюсь или сперва подрыгаюсь, желания не возникало. Я плеснула на повязку остатки жидкости из бутылки. Когда по радио сказали об аварии, под рукой из всех возможных антидотов оказалась только кальцинированная сода из арсенала уборщицы. Слабый ожог лица гарантирован – но это лучше, чем навсегда распрощаться с легкими. Впрочем, одно другому не помешает…