Ниндзя в тени креста - Виталий Гладкий

Ночь была не настолько темна, как хотелось Гоэмону. Большие костры по-прежнему горели у бастионов Бирги; отражаясь от крепостных стен, свет разбивался в воде на мелкие фрагменты, вместе с волнами уходя далеко в море, и ниндзя опасался, что темный силуэт его головы могут заметить дозорные османов, которые патрулировали выход из залива. И не только его – неподалеку от юноши плыли тридцать лучших мальтийских пловцов во главе с Тони Бахадо.

Это была идея Гоэмона – перенести сражение на море, где турки чувствовали себя хозяевами. Собственно говоря, началось все с того, что Великий магистр приказал соорудить в море перед островом Сенглеа, где находился один из бастионов Бирги, палисад в виде частокола из толстых, заостренных сверху кольев. Они вколачивались в дно и скреплялись железными обручами. Палисад перегородил залив, тем самым создав труднопреодолимое для турок препятствие с северной стороны Бирги.

Пришлось Мустафа-паше отправить к палисаду пловцов с топорами и кирками. Когда они уже начали валить колья, неожиданно появились юркие мальтийцы с ножами в зубах, которых послал адмирал дель Монте, командовавший обороной Сенглеа. Они с детства чувствовали себя в море как рыба в воде. Рукопашная быстро завершилась позорным бегством турок. На следующий день османы снова попытались убрать частокол. Они прибегли к помощи канатов, которыми обвязали торчавшие из воды колья. Оставалось только выдернуть их прямо с берега. Но ловкие мальтийцы снова совершили быстрый заплыв и перерезали канаты.

Наблюдая за тем, как мальтийские пловцы управились с османами, Гоэмон вдруг поймал себя на мысли, что в схватке на воде они ни в чем не уступают синоби. А значит, с ними можно сделать вылазку, которая будет полной неожиданностью для турок. Он поделился своим планом с де Алмейдой, а тот, в свою очередь, доложил кому следует. Разрешение на дерзкую авантюру было получено без промедления. Что касается пловцов, то они горели желанием помочь осажденным рыцарям, потому как ненависть к мусульманам мальтийцы впитали с молоком матери. Так что с их стороны никаких возражений не последовало, скорее наоборот – все пловцы обрадовались и воодушевились, хотя затея была чрезвычайно опасной.

Руководить отрядом мальтийцев назначили Гоэмона. На этом настоял фидалго. Уж он-то знал способности своего бывшего слуги. Решено было под покровом ночи напасть на турецкие суда, доставившие десант к укреплениям госпитальеров, которые находились недалеко от берега…

Транспортные дхау вырастали из темноты, как рифы. Гоэмон еще на берегу распределил пловцов по группам, и теперь каждая из них выбирала себе объект для атаки. Суда стояли кучно, сцепившись перекидными мостками, и представляли собой почти одно целое, что сильно облегчало задачу отряду Гоэмона. Мальтийцы появлялись из воды и бесшумно лезли на низкие борта судов, словно чудища из морских глубин. Охрана, которую турки оставили на дхау, была малочисленной; кроме того, почти все турки спали. Гоэмон просил мальтийцев не шуметь, делать свое дело тихо, но разве могли удержаться горячие южане от боевого клича: «Отомстим за Сант-Эльмо!»? Они яростно набросились на османов, совсем потерявших головы от неожиданности, и спустя короткое время все турки были зарезаны.

А дальше наступил черед Гоэмона. Он развязал просмоленный водонепроницаемый мешок, который таскал все это время на плечах, и, приказав мальтийцам возвращаться, начал готовиться к поджогу судов. Для синоби это была привычная операция, не представлявшая собой особых затруднений. На каждом дхау имелся запас пороха, оставалось лишь поднести к нему огонь. Открыв бочонки с порохом, ниндзя пристроил к каждому по гранате. Фитили гранат он сделал не короткими, как обычно, а длинными – чтобы иметь возможность убраться подальше от судов, когда они загорятся. Закончив эту работу, Гоэмон уселся под мачтой и стал мысленно отсчитывать минуты.

Он терпеливо прождал около часа. За это время, по его расчетам, пловцы должны были миновать опасную зону и приблизиться к одному из бастионов, в стене которого имелась потайная дверь; через нее они и вышли на задание. Проблем с огнем не было, хотя Гоэмон и прихватил с собой огниво, – на всех дхау горели сигнальные фонари. Взяв один из них, ниндзя, перебегая по мосткам с одного судна на другое, поджег фитили, а затем бросился в море и поплыл прочь от дхау с максимально возможной скоростью.

Спустя какое-то время на одном из суден раздался первый взрыв, который расцвел ярким цветком на фоне темной ночи. А затем начали взрываться бочки с порохом и на других дхау. Вскоре транспортные суда османов запылали настолько ярко, что Гоэмону пришлось прибегнуть к уловке с дыхательной трубкой, которую он приготовил заранее именно на такой случай, так как огонь высветил морскую гладь на большое расстояние. Над морем стало светло почти как днем.

Гоэмон нырнул и, держась под водой на глубине около полуметра, поплыл в нужном направлении. Иногда он ненадолго выныривал, чтобы проверить ориентиры, а затем снова погружался и продолжал неторопливо, чтобы не сбить дыхание, двигаться в направлении Бирги…

На следующий день мальтийских пловцов чествовали как героев. А Гоэмон даже удосужился аудиенции у самого Великого магистра. «Это, скорее всего, подсуетился Фернан де Алмейда, – сообразил ниндзя, – наверное, фидалго рассчитывал не только на благодарность от Ордена, выраженную словами, но и на кое-что посущественней, овеществленное в звонких золотых монетах». Ведь замысел операции созрел в голове Гоэмона, да и группой пловцов он командовал. Так что надежда на золотой дождь из рук ла Валетта все-таки присутствовала.

Так близко Великого магистра юноше еще не приходилось видеть. На бастионах он появлялся часто, но его всегда плотно окружали рыцари, оберегая от опасностей, поэтому детально рассмотреть ла Валетта ниндзя не имел возможности.

Гоэмон уже знал от де Алмейды, что магистр был гасконцем. Для юноши это слово ни о чем не говорило, в отличие от фидалго, который заявил, что все уроженцы Гаскони – авантюристы и отважные бойцы. Удлиненное лицо ла Валетта с высоким лбом мыслителя обрамляла борода, он был голубоглазым, а его пышные, несмотря на возраст, каштановые кудри изрядно обсыпали заморозки седины. Едва их взгляды столкнулись, Гоэмон почувствовал ментальный удар. Ему показалось, что взгляд Великого магистра достиг самых потаенных уголков его души.

Это состояние Гоэмону было знакомо. Так обычно смотрел на него ямабуси, который обладал магическими способностями. Неужели и вправду, как поговаривали солдаты, Жан де ла Валетт – маг и целитель?! О нем много чего рассказывали. В молодости он изучал медицину, работал в госпитале (это было его рыцарское служение Ордену), затем записался матросом во флот и спустя недолгое время стал офицером на одной из галер госпитальеров.

Все тот же Франсиско Бальби, большой любитель потрепаться в свободное от службы время, рассказал де Алмейде (а Гоэмон подслушал) романтическую историю, приключившуюся с будущим Великим магистром. Будто бы сераскер Мустафа-паша был влюблен в одну родосскую красавицу, а она, как нарочно, отдала свое сердце ла Валетту. Как и все рыцари ордена госпитальеров, он, конечно же, соблюдал обет безбрачия, но вот к обету целомудрия, как и многие его товарищи, относился менее строго. Между ним и прекрасной дамой вспыхнула страсть, однако романтическая история закончилась трагически. Возлюбленная ла Валетта вместе с другими жителями Родоса однажды была захвачена в плен янычарами и попала в руки Мустафы-паши.