Разлучница - Кристина Леманн

— Неужели? — спросил Фальк. Невольное подрагивание уголков его рта свидетельствовало о том, что он понял ее смущение и нежелание говорить правду.

После этого они плыли молча. Фальк направил лодку вдоль мостика, приготовил трос и выбрался из лодки, чтобы пришвартовать ее. Потом он подал Жасмин руку, помогая ей стать на мостик. Неловко двигаясь, она ударилась ногой о раскачивающуюся лодку, которая сразу же отъехала от нее в сторону. Если бы он не схватил ее двумя руками и не прижал к себе, то она упала бы в воду. На мгновение Жасмин почувствовала исходящее от него тепло и чуть было не взорвалась изнутри. Потом он ее отпустил, но с таким равнодушием и небрежностью, как будто для него это был обычный джентльменский жест. Жасмин разочарованно вздохнула. Ничего не поделаешь. На этой неудавшейся прогулке Фальк поставил точку в их отношениях. Он сдался. Все кончено.

Жасмин просто чудом не упала в воду, когда шла по мостику, направляясь к берегу. Ей было невыносимо грустно. Но почему? Ведь она никогда по-настоящему не верила в то, что у Фалька относительно ее могут быть серьезные намерения. Жасмин слегка замешкалась, надевая шлепанцы, которые она оставила на берегу. Фальк тем временем сложил весла в лодку и пошел к дому.

У Жасмин все расплывалось перед глазами. Словно сквозь пелену она видела террасу, Адельтрауд и Роню, которые сидели за столом и пили кофе с пирогом.

— Ну, как прогулка? — бодро спросила Адельтрауд. — После того как вы так подло поступили с Роней, оставив ее на берегу, нам ничего не оставалось, как идти пить кофе. Но мы не хотим быть похожими на вас, поэтому вам тоже что-то достанется, не так ли, Роня?

Девочка радостно кивнула.

Жасмин готова была упасть в обморок, но старалась держать себя в руках. Фальк пробормотал, что ему еще нужно кое-что сделать в доме.

— И принеси чашки! — крикнула ему вслед Адельтрауд. — Какая муха его укусила? — спросила она, обращаясь к Жасмин.

Жасмин не хотелось отвечать на этот вопрос, и она, выхватив у Рони вилку, подцепила с ее тарелки кусочек яблочного пирога. Роне это не особенно понравилось, но она промолчала, удивленно глядя на Жасмин.

Через пять минут пришел Фальк с тарелками и кофейными чашками. Он переоделся. На нем был темный костюм, в котором он вчера приехал. И снова без галстука.

— Мама, — спросил он, наблюдая, как Жасмин наливала себе и ему кофе. — Скажи, тебе больше никто не нужен в твое агентство? Кто бы, например, занимался проверкой кредитоспособности ваших заказчиков.

Сердце Жасмин чуть не вырвалось из груди.

— Видишь ли, — растягивая слова, ответила Адельтрауд, — я как-то об этом не думала. Но ведь у тебя больше для этого времени, вот и подумай.

— Мне кажется, что Жасмин с радостью помогла бы тебе.

— Жасмин? — Адельтрауд удивленно посмотрела на нее.

Первый раз в жизни Жасмин почувствовала, что краснеет от смущения.

— Моя начальница меня… В общем, меня уволили. И я сейчас без работы.

Адельтрауд задумалась, сощурив глаза. Жасмин приготовилась пояснить, почему ее уволили, но никаких вопросов не последовало. Адельтрауд даже не поинтересовалась, как Жасмин может остаться без работы, если она, являясь внештатным сотрудником, пишет статьи для разных газет, как она сама когда-то говорила им.

— Так что, ты согласна заниматься этим? — после небольшой паузы спросила Адельтрауд.

«Желаем вам приятно провести время в Берлине. Пожалуйста, не расстегивайте ремни, пока самолет окончательно не остановится и не погаснет сигнал». Конечно, замки на ремнях щелкнули раньше, пассажиры вскочили со своих мест и, толкая друг друга локтями под ребра и иногда попадая в лицо, начали снимать с верхних полок ручную кладь. Николь с презрением смотрела на всю эту туристическую суету. Сама она вставать не спешила. И не стала хлопать в ладоши, как все эти зачуханные отпускники, которые в Барселоне поднялись на борт вместе с ней.

Когда она последний раз приземлялась в аэропорту Берлин — Тегель, она сидела в личном самолете своего отца. Это было менее года назад. А теперь отец находился в предварительном заключении. Иногда она получала от него жалобные письма. Они с мамой узнали, что он во многом признался, обвинив свои многочисленные дочерние предприятия в том, что они подталкивали его к преступлениям. Ни на одно из писем отца Николь не ответила. У нее и в мыслях не было поехать в Карлсруе, чтобы проведать его.

В конце концов, это он виноват в том, что ей пришлось приехать в Берлин без единого цента в кармане и с двумя фальшивыми кредитками. Когда-то она была одной из самых богатых наследниц Германии, а теперь ее воспринимают как жалкую авантюристку. И в этом виноват исключительно отец.

Пассажиры начали медленно продвигаться к выходу. Николь поднялась, надела джинсовую курточку с серебристой «В» на спине, обозначавшей марку «Бонье», и перекинула сумку через плечо. Потом она вежливо попрощалась со стюардессами, стоявшими у выхода и не подозревавшими, что в сумке светловолосой красавицы лежит неоплаченный блок сигарет для дьюти-фри, который они, смеясь и болтая, провезли мимо нее на тележке час назад.

В щели рукава, через который люди вошли в аэровокзал, задувал холодный ветер. Было начало сентября. Два часа тому назад Николь видела, как исчез из виду опаленный солнцем берег. В Барселоне было почти тридцать градусов тепла.

Но к чему солнце, пляж и вся эта благодать, если думаешь только о том, можно ли позволить себе чашку кофе. Этот полет ей оплатил репортер одной бульварной газетенки. За такси и отель тоже будет платить он. Николь сняла свою небольшую дорожную сумку с конвейера и прошла через таможню в зал. Было почти шесть часов вечера. Она достала мобильный телефон и набрала номер Пеерхагена, но никто не ответил ей. Тогда Николь позвонила в дом на Ваннзе. После нескольких продолжительных гудков трубку наконец взяли.

— «Золотая Роза», Кандель у телефона! — услышала она и тут же отключилась. Что? Жасмин? Что она делает в брачном агентстве Адельтрауд? Вот, значит, как? Может быть, Жасмин предстоит сыграть более счастливую свадьбу, чем ей?

Она представила свою подругу и Фалька — с их лицемерными мещанскими личиками и усердием, таким очевидным в каждой складочке одежды.

Удивленная неожиданным открытием, Николь направилась к стоянке такси, находившейся перед аэровокзалом. Уже сидя в машине, которая везла ее в центр Берлина, она пыталась понять, стоит ли ей изменить свою стратегию. «Как здесь зелено», — подумала она, проезжая мимо Тиргартена[12]. После невыносимо жаркого лета она поняла: Испания — это для отдыхающих, а не для тех, кому нужно работать и нормально жить. Часами сидеть под палящим солнцем в ожидании, пока придут клиенты, желающие посмотреть бунгало в знойном поселке под названием Виста-аль-Мар, а потом нахваливать эти убогие домики и с упоением рассказывать, что через пару лет здесь будет новый курорт, было нестерпимо скучно и трудно. Ей так и не удалось вклиниться в строительный бум на восточном побережье. Маклер обманул ее с комиссионными, потому что Николь не уточнила заранее некоторые детали договора, составленного на испанском языке. В любом случае больше всего покупали русские, а русского она не знала.