Зеленые холмы Земли. История будущего. Книга 1 - Роберт Хайнлайн

«Человек, который продал Луну» имел широкий успех и в последующие годы. В пределах жанра эта повесть стала считаться классикой, одной из икон послевоенной научной фантастики. На «Филконе тысячелетия» в 2001 году она даже была награждена премией «Ретро Хьюго». Поскольку премии «Хьюго» начали присуждаться в 1953 году, а регулярно – только с 1955 года, современные Уорлдконы[81] могут присуждать «Ретро Хьюго» за не рассмотренные в свое время работы, с интервалом 25, 50 и 75 лет. Уорлдкон 2001 года вручил «Ретро Хьюго» произведениям, напечатанным в 1950 году, и работы Хайнлайна получили сразу три премии: «Фермер в небе» – за лучший роман, «Пункт назначения – Луна» – за лучшую медиапрезентацию и «Человек, который продал Луну» – за лучшую повесть.

Повесть оказала воздействие и вне пределов жанра: в 50-х годах «крупная корпорация» (к сожалению, Джинни Хайнлайн так и не указала, какая именно) использовала «Человека, который продал Луну» как образцовый пример творческого маркетинга. Без сомнения, также благодаря и этой повести к Хайнлайну обратились за консультациями при перестройке исследовательского отдела «Доу кемикэл»[82] в 1962 году, а позднее пригласили участвовать в аналитических центрах Германа Кана[83]. Предприниматель Питер Диамандис (первый получатель Хайнлайновской премии за коммерческое освоение космоса, включающей и экземпляр «Человека, который продал Луну») назвал эту повесть своим «бизнес-планом» – и такое отношение широко распространилось среди новых частных космических компаний.

Чего греха таить – хлебнули мы лиха, пока монтировали Первую станцию. А все работнички, им за это спасибо.

Спору нет, отгрохать такое сооружение, да еще за двадцать две тысячи триста миль от Земли, – дело непростое. Это и называется инженерный подвиг: куда до него какому-нибудь Панамскому каналу, египетским пирамидам или даже ядерному реактору на Саскуэханне. Впрочем, это неудивительно, строил ее Ларсен – Тини Ларсен[85], а раз уж он берется за дело, то делает его до конца.

В первый раз я увидел Тини, когда он играл защитником в команде полупрофессионалов Оппенгеймеровского технологического. Он начал подрабатывать у меня на летних каникулах, пока не выпустился. Так он и пошел по строительной части, и так получилось, что потом уже я работал под его руководством.

Тини такой – ни в жизнь не возьмет работу, пока не дознается наверняка, что проект хорош на все сто. А Первая станция изначально имела в своем составе узлы, которые если кто-то и мог смонтировать, так не иначе как шестилапые обезьяны, а не парни в скафандрах. Тини вынюхал все эти ляпы и минусы – ни тонны металла не отправилось в космос, пока он лично до последнего болтика не перелопатил всю документацию и чертежи.

Так что череп у нас трещал исключительно из-за людей. Женатых на станции почти не было, все больше – отпетые безбашенные холостяки: одни попали сюда, гонясь за длинной деньгой, других попутал бес приключений. Кто-то был разжалованным космонавтом, иные имели специальность, вроде электриков с прибористами. Где-то половину составляли водолазы-глубинники, а для них, как известно, скафандр что для другого пижама. Были еще кессонщики, монтажники, сварщики, разметчики и даже два цирковых акробата.

Четверых мы погнали за пьянку на рабочем месте, Тини даже пришлось сломать одному руку, уж слишком тот не хотел увольняться. И вот ведь что интересно – где эта пьянь брала выпивку? Источник мы не сразу, но отыскали: один умелец-разметчик соорудил низкотемпературный самогонный аппарат, использующий космический вакуум. Так и гнал потихоньку сивуху из ворованной на складе картошки. Если честно, не хотелось с ним расставаться, но уж больно ушлый был парень.

А игра в кости! Вы думаете, раз невесомость и станция находится на геостационарной орбите, так в кости и не сыграешь? Фигушки! Радист по имени Петерс ухитрился приспособить стальные кубики и магнитное поле. Ну и заодно придумал, как исключить из игры элемент случайности. За последнее-то его и пришлось уволить.

Мы собирались отправить радиста на Землю ближайшим транспортным кораблем – как раз на подходе был «Полумесяц». Я сидел у Тини в каюте, когда «Полумесяц» начал делать корректировку курса.

– Пошли кого-нибудь за Петерсом, Папа, – попросил Тини, подплывая к иллюминатору, – скажи ему что-нибудь веселенькое на прощанье и вышвырни его на хрен отсюда. Кто там ему на замену?

– Тип по имени Г. Брукс Макнай, – ответил я.

Из корабля, извиваясь змеей, начал выползать трос. Тини сказал:

– Похоже, у них нелады с привязкой к нашей орбите.

Он запросил радиорубку о положении корабля относительно станции. Ответ ему не понравился, и он приказал соединить его с «Полумесяцем». Тини ждал, пока на экране не появился командир корабля.

– Доброе утро, капитан. И кого же ты собрался ловить на свою удочку?

– Твой груз, естественно. Давай сгружай сюда своих алкашей. Я хочу отвалить до того, как до нас доберется тень.

Надо сказать, что каждый день примерно на час с четвертью станция попадала в тень Земли, и поэтому, чтобы не жечь зазря монтажные прожектора и не изнашивать обогрев скафандров, мы пропускали темный период, работая в две смены – по одиннадцать часов каждая.

Тини покачал головой:

– И не подумаю, пока вы не скорректируете с нами курс и скорость.

– А я что сделал!

– А мои приборы говорят, что нет.

– Тини, поимей совесть! У меня не так много топлива, чтобы маневрировать всякий раз. И так я из-за тебя опаздываю, а если еще начну жонглировать кораблем ради паршивых нескольких тонн, то мне придется садиться на вспомогательную площадку. Или вообще планировать, не дай бог!

В то время все корабли имели крылья на случай вынужденной посадки.

– Слушай, капитан, – грубо оборвал его Тини, – ты для чего сюда прилетел? По-моему, как раз для того, чтобы ради этих паршивых нескольких тонн скорректировать наши орбиты. А куда и как ты там приземлишься – меня не волнует. Да хоть в Литл-Америку на задницу! Вспомни, когда привозил сюда первые грузы, ты же с ними как с ребеночком нянчился. Так давай и с другими так же. Ставь свою лошадь в стойло.