Корсар. Наваждение - Петр Катериничев

– Что застыл?! Помоги!

Он увидел, что по длинному и низкому, выложенному сверху старым красным кирпичом ходу она уже с натугой тянет длинный металлический ящик, полный бумаг в папках с надписью «Дело». В ту сторону, где стрекотали очереди.

«А мы опять ушли туда, где выстрелы…» – пришла на память немудрящая песенная строчка, а вместе с ней пришла и грусть – пусть на миг, но и Ольга, и Волин, и сам он, Корсар, да и весь этот пробуждающийся к новому дню мир показались Диме хрупкими, нежными, незащищенными, как ростки только-только пробивающейся новой жизни…

И хотя он знал: все не то, чем кажется, но… Порою наш внутренний, вымышленный, выдуманный мир, сотканный из наших представлений о мире внешнем и о том, «как оно должно быть по правде», часто кажется нам самим – да потому и является – куда более насыщенным, красивым, справедливым, чем тот, что за окном. Он – вне нашей психики и вне нашей души. И как на самом деле прожить правильно, вернее – счастливо, не попадаясь на ржавые блесны общепринятых представлений о довольстве, которое и выдают за счастье… Или – как свою претенциозную глупость и гордыню, принимаемые нами порой за «чувство собственного достоинства», не обменять на «подарок» из одиночества, нищеты, безверия, а то и – на все это вместе? Бог знает.

Думы – думами, а дело – делом. Мысли тем и хороши, что рукам не мешают. Поэтому, продолжая даже не размышлять – пропускать череду слов, образов, представлений через сознание, Корсар, повинуясь извечному мужскому инстинкту, перехватил за ушко ящик, другой рукой две из четырех наполненных канистр, что пыталась одновременно передвигать Ольга, и пошел по проходу. Признаться, ящик был тяжеленный; но поскольку его нужно было не нести, а волочь… Или – волочить? Лучше – тащить по полу. В общем, как правильно – неведомо, а только пыль, скопившуюся в этом подвале за полтора столетия и слежавшуюся в мелкую, микроскопическую взвесь, они подняли, и вокруг висел теперь плотный и грязный туман. Ориентироваться, куда идти, можно было лишь по едва уловимому свету впереди и – дробному грохоту пулемета.

Но Корсар и этими вопросами не задавался. Смотрел время от времени на Ольгу Белову, но молчал: вопросов у него слишком много, чтобы он мог их сейчас задать… И на некоторые она просто не захочет или не сможет ответить. Тогда – зачем?

Неведомо как, но Ольга сама словно телепатически уловила мысли Корсара, произнесла, откашлявшись и задыхаясь:

– Это – не мы… Наша цель – пробуждение скрытых возможностей… людей… Сохранение… Веры… Традиции… А они…

– Кто – вы? Кто – они?

Ольга только отмахнулась:

– Объяснять слишком долго. И непонятно будет.

– А ты попробуй… Спешить нам, как я понимаю, осталось недолго.

Ольга вскинула на него взгляд, и он прочел в нем такую тоску и боль, что Корсару стало даже стыдно. Совестно. Но – понятно. Если живешь… лет триста – то как-то привыкаешь. И мысли – «что потом», после смерти – вставали, конечно, но столько раз отодвигались на второй и третий планы, что… Выражение «привык жить» – как раз для таких. То, что посвященные живут долго или очень долго, не болеют и не умирают от «естественных причин», называемых старостью, – он понял давно. И недавно, когда Корсар воочию увидел «смерть Ивана Ильича», точнее – убийство, он понял главное: их ряды тоже редеют: от случайных или, напротив, неслучайных несчастных случаев, от шальных или – направленных недрогнувшей рукою «простого смертного» – стрел, копий, пуль, сабель, топоров, бутылочных сколов…

– Извини, – пробормотал смущенно Корсар. – Скажи только, кто против вас?

– «Группа товарищей». Со Сталиным, с Берией было легче, даже с Лениным и Троцким, с этими – невозможно ни о чем говорить… Ты в книге все угадал правильно. Бандиты, отставники спецслужб… Наркотики, бойцы-гладиаторы, бойцы-«торпеды» – серийный выпуск на заказ, с гарантией… Очень большие доходы…

Ольга остановилась, смахнула упавший на глаза локон, выдохнула горько:

– Деньги застят им души…

– Для тебя это – новость? Что такие люди – есть и их немало?

– Митя, пожалуйста…

– Каждый мало-мальски мыслящий помнит: три воли в человеке как бы переплетены: Божья воля, воля человеческая и злая воля врага лукавого.

– Не читай мне мораль… сейчас.

– Если человек только по своему хотению поступает – не заметит, как воля вражья подменит его волю, подольстится к нему, благом прикинется, – жестко закончил Корсар, добавил: – И это – не мораль. Это – жизнь.

– Или – смерть, – тихо и довольно равнодушно произнесла Ольга.

– Кто из ваших руководит?

– Если я назову имя – что это тебе даст, Митя?

– Знание. А «знание – сила». Фрэнсис Бэкон сказал. Лорд-хранитель печати и лорд-канцлер. «Это – вам не мелочь по карманам тырить».

– А это кто сказал?

– «Сиплый».

– Хорошо, что не Фрэнсис Дрейк. Ладно, слушай и услышь: некогда его считали Родионом Христиановичем Боуром, шведом, перешедшим на службу Петру после Нарвы и в Полтавском сражении буквально разгромившим кавалерию Карла.

– Вот как…

– Я сказала: «считали». Он просто выдавал себя за Боура. А на самом деле…

– «Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин…» Зачем вам был нужен я?

– Найти и – покончить с ним.

– А сами?

– Нас осталось двое. Всего двое. Я и Волин.

– Подождите, а «конница из-за холма»? «Чапаев» ваш – где? Если уж противники понаделали себе гоблинов со змеиными зрачками, то где – ваша гвардия, несокрушимая и легендарная?!

– У нас – нет.

– Вы что, идеалисты?

– Вовсе нет. Просто привыкли решать проблемы простыми средствами.

– С помощью знакомых политиков? Военных? Руководителей спецслужб?

– И так тоже. Всегда получалось.

– Почему теперь не получилось?

– Увлеклись… исследованиями. И – упустили ситуацию.

– Тогда остается, говоря высоким штилем… героически погибнуть?

– Митя, твои шутки…

– Да какие шутки?! Я слышу по грохоту очередей – «врагу не сдается наш гордый «варяг», академик Волин. Но – насколько его хватит?

– Бог знает. Нужно уничтожить документы. Все. Тогда они – ничего не получат. И все будет – не зря.

– В этой жизни ничего не зря, но многое – напрасно.

За разговором они дошли до узкой лесенки, ведущей наверх. Но сверху в подвал не лился никакой свет: просто отсветы от пулеметной стрельбы – экономные, в несколько выстрелов очереди, были частыми и, как показалось Корсару, очень «конкретными».

– А ведь он строго прицельно бьет, – озадаченно сказал Корсар.