Леди и Некромант - Екатерина Воронцова

Массивен Королевский.

И неприметен Торговый, по которому октоколесер и полз после долгой перебранки со стражей. Она вовсе не горела желанием впускать этакую страхолюдину в приличный город. Мост был достаточно широк и прочен, чтобы выдержать с десяток подвод, которые ныне и ползли, медленно, со скоростью волов, в оные подводы запряженных. Дремали возницы. Бегали собаки. И пышнозадая матрона в ярко-красном нарядном платье сидела, свесив с мешка полные ноги в алых же чулках. Сыпанув на подол расшитого бисером платья горсть семечек, матрона их лузгала.

И вид при том имела презадумчивый.

— Отвратительно. — Альер имел собственный взгляд, который, как и прежде, не стал держать при себе. — Подобным особам нужно запретить въезд в город!

Матрона обернулась и нахмурилась.

— Их вид всякому благородному человеку внушает отвращение…

— Заткнись, — попросил Ричард, за которым надоедливый дух теперь следовал неотступно. И отнюдь не потому, что амулет с привязкой ныне болтался на шее Ричарда. Нет, возможностей Альера хватило бы на то, чтобы отдалиться от амулета на сотню шагов, а то и побольше. И Ричард подозревал, что такое повышенное внимание духа к особе некроманта вызвано исключительно паскудностью характера последнего.

— А вы бы, молодой человек, — бабища сдула черную скорлупку, прилипшую к нижней губе, — помолчали б. Ишь, хаеть он меня!

Толстый палец бабищи указал на Ричарда.

— Молод еще меня хаить! Дитяти б постыдился…

Голос ее трубный разносился над мостом, пугая толстых ленивых голубей. А упомянутое дитя взгляд потупило и вид обрело самый что ни на есть благостный.

— Боги милосердные. — Альер закатил очи. — Это еще и разговаривает?

— Замолчи, — взмолился Ричард.

— Он меня затыкаить! Гурт, тут твою жену всякие хають… словечка молвить не дають… — визгливый голос бабы взвился над мостом. — А ты молчишь! Что ты молчишь, всю жизню и промолчишь… как ополупень…

— Кто такой ополупень? — не выдержал любознательный дух.

— Понятия не имею.

Ричард прикинул, что мост протянулся этак полмили, что октоколесер только-только въехал на него, а судя по скорости, с которой мост пересекали подводы, до Торговой слободы доберутся они разве что к полуночи.

— Грен, — он вывел подгорца из задумчивости, в которой тот пребывал в последние дни. — Я пошел. Скажи Тихону, чтоб, как прежде, в «Гордом козле» остановился…

Под ногами похрустывала ореховая скорлупа. Ступать приходилось осторожно, поскольку среди шелухи, скорлупы и соломы встречались, и довольно часто, воловьи лепешки.

— Скажи ему! — Бабища отвесила затрещину худосочному мужичонке, почти не видному по-за огроменными мешками. От удара темная шапка съехала на нос, а мужичонка покачнулся и едва не выпал из телеги, но был остановлен могучей рукой. — Никакого с тебя толку… набрался с утра…

— Вот и скажи, стоит ли считать их разумными? — Альер вышагивал рядом.

— А ты, — бабища не собиралась просто упускать обидчика, — ни стыда ни совести… наговорил и деру? И мальчонку с собой тащить… эй, малец, он тебя не скрал случаем?

— Только попробуй, — одними губами произнес Ричард, подозревая, что дух не прочь повеселиться. — Отдам Оливии…

— Неа, тетенька. — Альер шмыгнул носом. — Это дядька мой… мамка с папкой померли…

— Альер…

— Чего? Чистую правду говорю, — и глаза сделал честные. — Они ж и вправду померли… еще когда…

— Дядька, значится?

Лицо женщины налилось кровью. Губа верхняя оттопырилась. А черная бородавка на щеке сделалась выпуклой, круглой, что горошина.

— Он хороший, — тоненький голосок Альера звучал тихо, однако же все, включая голубей, слышали каждое слово. — Он обо мне заботится…

— Заботится, значит… вижу, как он об тебе заботится. Прибрал сироту! Вона, сам вырядился, а дите в обносках… хоть бы обувку справил…

— Идем. — Ричард стиснул зубы, чувствуя, что еще немного — и сорвется самым безобразным образом.

И Альер, опустивши очи долу, голову в плечи втянув, сделавшись будто бы меньше — и вправду ни дать ни взять сиротинушка горькая, которой каждый встречный-поперечный помыкать горазд, — заспешил за Ричардом.

— А ты… ни стыда ни совести… обобрал… стражу вызову…

В спину доносились гневные крики раздраконенной женщины. Прочие возницы то ли привычны были, то ли предпочитали не встревать в чужие дела — разумная, в целом, позиция — но, к счастью, молчали. Правда, смотрели так…

— И зачем это надо было? — Ричард заговорил, когда мост остался позади.

— Что?

— Представление.

— Просто так… весело ведь. Примитивное существо с предсказуемыми реакциями…

И вот поди пойми, о той бабе он говорил или же о самом Ричарде. Лучше не уточнять.

— Когда к Управе подойдем, исчезни. Я не готов объясняться, почему до сих пор не развоплотил…

— Потому что силенок не хватило. И у всей вашей управы не хватит, — Альер вертел головой и сейчас, как никогда, походил на обыкновенного ребенка.

Даже леденец себе сотворил.

Медяшный, на длинной палочке, крашенный жженкой.

— Кстати, — Ричарду тоже захотелось конфету, но он подавил в себе это совершенно нелепое желание, — а действительно, почему ты все время босой?

— Да… как тебе сказать. — Альер проводил взглядом тележку старьевщика, доверху наполненную тряпьем. — Меня так похоронили.

— Что?

Ричард был в гробнице.

Золото.

Алмазы.

Кровь дракона.

Неужели не нашлось пары ботинок для Императора.

— Да… видишь ли, когда снимали мерки для саркофага, то выяснилось, что что-то там напутали, не учли парика… в общем, ерунда полная. Пришлось выбирать — или босым, или без парика и маски… распорядитель и решил, что под одеянием погребальным босые ноги не видны. Никто ж не думал, что я и вправду ходить буду.

Он остановился и, стоя на одной ноге, вторую поднял и оглядел ступню.

Грязную.

— Ты и не ходишь. Ты создаешь иллюзию ходьбы. — Ричард посторонился, пропуская гончара с полной тележкой горшков. — Одежда… тоже?

— Значение имеет погребальное одеяние. Ты его видел… — Альер щелкнул пальцами, воспроизводя свой посмертный наряд во всем его великолепии.

— Перестань!

— А… — Альер в некоем подобии халата до пят выглядел золотой куклой. Причем не только золотой, драгоценных каменьев, на этот наряд нашитых, хватит, чтобы скупить не только рыночную площадь, но всю Шимазу, включая знаменитые мосты ее, Гильдию лодочников и имперского наместника. — Извини…