Случайная вакансия - Джоан Кэтлин Ролинг

— Вчера звоню я Говарду, — продолжала Парминдер, — и говорю, что для таких важных решений необходим полный кворум. А он только смеётся: мы, говорит, не можем ждать. Ярвил, говорит, требует от нас немедленного решения в связи с грядущим пересмотром границ. На самом деле он просто боится, что вакансию займёт Колин, — тогда ему будет нелегко нами манипулировать. Я написала всем нашим потенциальным сторонникам, чтобы они надавили на него и заставили отложить голосование — перенести буквально на одно заседание вперёд… «Призрак Барри Фейрбразера», — добавила Парминдер; у неё перехватило дыхание. — Вот негодяи. Пользуются смертью Барри, чтобы загубить его дело. Я этого не допущу.

Тессе показалось, что у Викрама дрогнули губы. Старый Пэгфорд, возглавляемый Говардом Моллисоном, обычно прощал Викраму те преступления, которые не прощались его жене: смуглость, ум и достаток (нос Ширли Моллисон улавливал в этих свойствах предосудительный душок). Тессе виделась в этом вопиющая несправедливость: Парминдер участвовала во всех городских мероприятиях, будь то школьный праздник, конкурс пирогов, безвозмездные консультации или работа в местном совете, но встречала лишь глухую неприязнь старой гвардии Пэгфорда; Викрам, в свою очередь, никогда и ни в чём не участвовал, но встречал заискивания и комплименты, пользуясь всеобщим покровительственным одобрением.

— У Моллисона мания величия, — говорила Парминдер, нервно гоняя по тарелке салат. — Нехватка воспитания и мания величия.

Тут Викрам, положив нож и вилку, откинулся на спинку стула.

— Тогда почему, — спросил он, — Моллисон остановился на уровне местного совета? Почему не пошёл выше?

— Да потому, что для него Пэгфорд — это центр вселенной, — фыркнула Парминдер. — Пойми: он не променяет своё кресло на должность премьер-министра. Ярвил ему сто лет не нужен: у него там есть Обри Фоли, через него он свои планы и проталкивает. Пересмотр границ — это лишь вопрос времени. У них всё схвачено.

За столом отсутствие Барри призраком маячило перед Парминдер. Он бы лучше смог растолковать это Викраму, да ещё с юмором: Барри бесподобно имитировал речь Говарда, его переваливающуюся походку и внезапные извержения газов через рот.

— Я всё время ей говорю: не нужно так переживать, — обратился Викрам к Тессе, которая под его взглядом немного порозовела. — Вы слышали про эту нелепую жалобу… относительно старушки с эмфиземой?

— Да, Тесса слышала. Все уже слышали. Нам обязательно муссировать это за столом? — ощетинилась Парминдер.

Тесса порывалась ей помочь, но Парминдер резко попросила её не вставать. Викрам понимающе улыбнулся, отчего у Тессы ёкнуло сердце. Пока Парминдер хлопотала у стола, Тессе вспомнилось, что брак этой четы был устроен родителями.

(«Через родителей происходит только знакомство, — объяснила ей Парминдер на заре их дружбы, когда заметила на лице у Тессы нечто такое, что её задело и обидело. — Никакого принуждения нет».

Впрочем, в других случаях она упоминала, что мать чуть ли не силой заставила её выйти замуж. «У сикхов навязчивая идея: устроить судьбу своих детей», — с неудовольствием обмолвилась как-то Парминдер.)

Колин ничуть не огорчился, когда у него выхватили тарелку. Его мучила дурнота, которая только усилилась после прихода в гости. Застольная беседа обтекала его стороной, как будто он сидел под стеклянным колпаком, отгородившись от других. Это ощущение было ему до боли знакомо: вокруг него сомкнулась огромная сфера тревоги, а он бессильно смотрел, как снаружи в неё бьются его собственные страхи, заслоняя весь мир.

От Тессы никакой поддержки не было: она нарочно вела себя холодно и равнодушно во всём, что касалось его борьбы за место Барри. А это застолье понадобилось лишь для того, чтобы Колин мог посоветоваться с Парминдер насчёт своих листовок. Тесса постоянно устранялась и пресекала разговоры о его опасениях. Не давала ему выговориться.

Стараясь отвечать ей холодностью на холодность, изображая полное самообладание, он даже не рассказал жене, что утром ему на работу звонили из газеты «Ярвил энд дистрикт». Журналистка спрашивала о Кристал Уидон.

«Дотрагивался ли он до неё?»

Колин ответил этой щелкопёрке, что не имеет права обсуждать учащихся с посторонними и что с Кристал необходимо беседовать в присутствии родителей.

— С Кристал я уже побеседовала, — сказал голос на другом конце провода. — Мне хотелось узнать ваше личное…

Но он повесил трубку и ослеп от ужаса.

«С чего им понадобилось говорить о Кристал? А ему зачем звонят? Он в чём-то провинился? Он до неё дотронулся? Она пожаловалась?»

Психолог рекомендовал ему не подтверждать и не опровергать для себя такие мысли, а просто распознавать их и как ни в чём не бывало двигаться дальше; с таким же успехом он мог бы посоветовать не чесать, где чешется. Колина поразило, что в интернете всплыли грязные тайны Саймона Прайса; страх разоблачения, который практически всю жизнь преследовал его самого, теперь принял образ любопытного пучеглазого старика-херувима с дьявольским умом, бурлящим под тугими седыми кудряшками и охотничьей шляпой. Колину не давали покоя услышанные от Барри рассказы об опасных, далекоидущих планах торговца деликатесами и о запутанной сети отношений, связавших шестнадцать членов Пэгфордского местного совета.

Колин давно предвидел, по каким признакам распознает начало травли: газета поместит какую-нибудь осторожную статью; люди станут отводить глаза при его появлении в кулинарии «Моллисон энд Лоу»; директриса вызовет к себе для конфиденциальной беседы. Он много раз представлял свой крах: его позор вытащат на свет и повесят, как колокольчик прокажённого, ему на шею, чтобы он не смог затаиться. Его уволят. И вероятно, посадят в тюрьму.

— Колин, — вполголоса окликнула Тесса: Викрам предлагал ему вино.

Она догадывалась, что творится в этой куполообразной голове: предмет тревоги мужа не менялся годами. Колин ничего не мог с собой поделать; так уж он был устроен. Когда-то давно она прочла слова Уильяма Батлера Йейтса[18], с которыми не могла не согласиться: «Невыразимая жалость спрятана в сердце любви». От этих слов Тесса улыбнулась и даже погладила книжный томик: её любовь к Колину более чем наполовину была смешана с состраданием.

Впрочем, иногда её терпению приходил конец. Иногда ей самой тоже требовалось хоть немного заботы и внимания. Недавно у неё подтвердился диагноз — диабет второго типа. Колин, естественно, запаниковал, но стоило Тессе убедить его, что непосредственной угрозы её жизни нет, как он на удивление быстро забыл о её болезни и снова полностью погрузился в свои предвыборные планы.

(В то утро, за завтраком, она впервые измерила глюкометром уровень сахара в крови, а затем взяла заряженный шприц и ввела иглу себе в живот. Получилось гораздо больнее, чем в тот раз, когда процедуру выполняла опытная Парминдер.