Унэлдок - Юрий Саенков

Ночь была душной и абсолютно безветренной.

В наступившей тишине Славка медленно приходил в себя. Комары и настырный ладожский гнус пировали на его беззащитном теле. Но он даже был рад этому — боль от многочисленных укусов хоть в какой-то степени заглушала ту, другую, боль, которая, обжигая всё, кипела внутри него.

Украли статус, свободу, песню и даже фальшивую невесту у него украли. Обворованный с ног до головы, лишённый права на что-либо, он стоял под светом уличного фонаря и кормил не ведающих насыщения кровопийц.

* * *

А под утро со стороны Петербурга пришла гроза.

Сперва очень далеко, там, где заканчивался берег и дальше-дальше по-над водой, начало беспокойно ворочаться под своей свинцовой простынёй древнее Озеро. Едва уловимый гул катился из-за почерневшего на Западе горизонта. Тяжелогружёный поезд ещё только-только вышел из своего депо; первые ряды озёрного войска только-только поднялись в очередную атаку. Но теперь это был уже не ровный монотонный рокот, как в обычные слабоветреные дни. Теперь этот грозный тяжёлый звук рос, набухал, ширился.

Озеро шло быстро, не таясь. Шло, как хищник, преследующий жертву.

Славка слушал.

Застоявшийся разогретый воздух мощно всколыхнулся всей своей массой, будто гигантский таран ударил в невидимую стену. Заперешёптывались кроны сосен, зашело́шила потревоженная треста, захохотало Озеро, ступая на берег. И скоро Славку со спины обдал первый резкий порыв, окутал влажной стынью. Звонко захлопал тент над садовыми качелями, тонко завыли провода, прокатился первый ещё далёкий громовой раскат.

Белая ладожская ночь загустела и стала быстро гаснуть, обращаясь в непроглядную темь. Моросяные заряды становились всё плотней и резче. Невиданная буря шла с Запада. Она уже расправила свои угольно-чёрные крылья над усадьбой и стремительно неслась всё дальше и дальше, жадно заглатывая высокий серебряный простор неба.

— Надел он белый бинт! — плача и смеясь, запел Славка, приветствуя Озеро. — И с ним пошёл на бунт!

Зашипело за спиной, словно на тысячу раскалённых сковородок с кипящим маслом разом бросили тысячи кусков сырого мяса. Стена воды обрушилась на Славку и покатила дальше, растворяя в бушующей круговерти всё, что ещё можно было разглядеть: общежитие, парк, статуи, фонтан, Дворец — весь мир! Всё исчезло! И только в свете фонаря над Славкиной головой небесные струи сияли золотом и серебром, и он стоял в центре этого искрящегося шара голый и продрогший.

Озеро пришло.

Нестерпимо яркая вспышка полоснула по глазам, и тут же, не прошло и секунды, оглушительно треснуло небо. А потом заполыхало всё вокруг. Молнии со страшным шипением вонзались в кипящую землю, остервенело стегали её электрическими кнутами. Металлическая стойка, к которой Славка был привязан, гудела и вибрировала от страшных ударов стихии.

Теперь для Славки свой танец танцевала Смерть. Одного попадания молнии в фонарный столб было достаточно, чтобы навсегда выжечь из Славки всё: прошлое, настоящее, будущее, всю боль, все страхи — всю его жизнь. Его это не пугало. Напротив, он почувствовал невероятное возбуждение. Его член снова набух, ожил, напрягся до боли, встав почти вертикально, будто там, в грохочущей-сверкающей вышине скрывалась единственная алкаемая им услада.

Смерть танцевала.

Земля потеряла свою основательность — потекла, заструилась мутными ручьями, стала скользкой и липкой. Земля сама превратилась в Озеро, слившись с ним воедино. Казалось, она хочет освободиться от всего, что наросло, нагромоздилось на ней за все тысячелетия. Смыть с себя всю людскую скверну, утопить, размазать, поглотить навсегда.

Заворчал и проснулся толстяк.

Он попытался встать, но тут же со стоном повалился обратно в лужу, скопившуюся под ним за считанные секунды. Затем он подполз к краю кровати, свесил голову и начал безудержно блевать, извергая из себя литры зловонной жижи.

Славка смеялся.

Проблевавшись, толстяк повернул измученное лицо в Славкину сторону. Казалось, он силится что-то сказать — то ли позвать, то ли о чём-то попросить. Его мокрый рот беззвучно открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Он был жалок и беспомощен. И Славка был благодарен стихии за это представление.

А потом Славка увидел Его.

Сгусток тьмы. Сердце бури.

Тёмная человеческая фигура появилась со стороны гавани, прошла мимо Славки к кровати, на которой невменяемый Эжен всё ещё предпринимал безуспешные попытки обуздать своё непослушное тело. В руке незнакомец держал что-то похожее на сложенную телескопическую удочку. Ни секунды не мешкая, он приставил конец этой палки к трясущейся голове Эжена, прямо ко лбу. Потом раздался едва слышный в шуме хлещущих струй щелчок, Эжен затрясся, словно в него попала молния, и затих.

Чёрный человек рывком выдернул своё орудие из головы толстяка и обернулся к Славке.

И тогда Славка закричал.

Нет случайностей — есть не просчитанная вероятность. Так говорят в Конторе. Потому что случайность обезличена и не позволяет назначить виновных. А виновные есть всегда. Особенно, если что-то пошло не так, как было задумано.

При задержании Фёдора Чумакова всё пошло совсем не так.

Группа захвата уже была готова к штурму и ждала команды, когда дверь берегового домика отворилась и на крыльцо в одних трусах и майке вышел Фёдор Чумаков с охотничьим карабином в руках. Никто не ожидал, что подозреваемый будет вооружён. По всей видимости, егерь что-то услышал и вышел проверить. На беду, в этот самый момент под ногами одного из сидевших в засаде спецназовцев громко хрустнула ветка, и Чумаков тут же вскинул карабин и взял на прицел место, откуда раздался звук.

Эти события никак нельзя отнести к разряду случайных. В лесу полно веток, которые могут хрустнуть, если на них наступить. И Фёдор Чумаков взял оружие наизготовку по совершенно объяснимым причинам — сработали инстинкт охотника и выучка охранника. Инстинкт и выучка сработали и у бойца, на которого был направлен ствол, так как, согласно Уставу, сотрудник МГБ имеет право открывать огонь на поражение без предупреждения, если ситуация угрожает его жизни.

Такова суть непросчитанной вероятности — она запускает целую цепь событий, которые нередко ведут в сторону совершенно противоположную от запланированной. И никаких случайностей.

Генерал Бурцев был в ярости.

Стрелявшего оперативника уволили из МГБ и завели на него сразу несколько уголовных дел. Командир группы захвата капитан Самарин был разжалован в сержанты и отправлен служить в погранчасть на границе с Автономией под Салехард. Обыск в береговом доме не дал никаких зацепок. Единственная ниточка, тянувшаяся к душегубу, оборвалась вместе с жизнью Фёдора Чумакова.

Потеря важного свидетеля привела к необходимости «возить по карте телом». То есть поминутно отслеживать маршрут егеря после его встречи с Точилиным, пытаясь вычислить, где и когда он мог передать невидимке информацию о «рыбачке».