Последний ход за белой королевой - Олег Агранянц

Появился аэрофлотовец, вручил посадочный талон:

– Можно идти на посадку, поднимем на сорок минут раньше.

Я, Тростников, Бегунов и два парня поднялись на второй этаж. Здесь томился офицер безопасности Прутилов. Увидев процессию, он приосанился:

– Полный порядок?

Я кивнул головой. Прутилов толкнул в бок Бегунова:

– Если нападут, будешь обороняться? – и захохотал.

– Не нападут.

Бегунов, как и все кадровые дипломаты, был совершенно уверен, что никаких тайн на свете не существует и что кегебэшники играют в разведку так же, как они, дипломаты, играют в дипломатию, и что вся их работа предназначена только для ублажения начальства и для собственного безбедного времяпровождения. И сегодня он был убежден, что мои торжественные проводы – не что иное, как блажь пинкертонов: хотят с шиком, до трапа, проводить начальника. Что греха таить, такое бывало!

– Оружие взял? – не отставал от него Прутилов.

– Дали, – недовольно отмахнулся он.

Дальше нужно было идти втроем: я, Тростников и Бегунов.

Электронный контроль. Самое неприятное место.

– Диппочта, – я показал на кейс.

Чиновник долго рассматривал пластилиновые печати.

– Вы не будете возражать, если мы пропустим ваш чемодан через электронный контроль?

Я уловил в его голосе неуверенность и спокойно ответил:

– Это дипломатическая почта.

Чиновник вздохнул. Тростников мигнул мне, и я быстро обошел установку для контроля.

– Почта-то маленькая, – ворчал Бегунов, – чего вдвоем сопровождать!

– Видишь ли, – спокойно объяснял Тростников, – сегодня мы проносим не очень ценный груз, просто пустяшный, но делаем все по закону, так, чтобы у местных не закралось подозрение в следующий раз, когда мы будем проносить более важный груз. А пока неси этот чемодан.

И вручил Бегунову мой саквояж.

Аэрофлотовец ждал у посадочного отсека:

– Можно проходить в самолет. Пассажиры уже на борту.

На винтовой лестнице Тростников наклонился к мне.

– Досталось вам, Евгений Николаевич?

– Досталось.

– Выглядите вы бодро.

– Стараюсь.

Тростников обернулся: Бегунов плелся с саквояжем сзади.

– На орден натянули?

– Какой сейчас орден? – картинно вздохнул я. – Телеграмму в Москву послали?

– Да.

– Ответ есть?

– Куда там! Видели, как статую Дзержинского…

– Видел.

– Чуть в главное здание не ворвались.

Мы вошли в самолет. Стюардесса провела меня в первый класс и предложила место в первом ряду. Все по закону: дипкурьер должен занимать первый ряд. Бегунов поставил саквояж.

– Я могу идти вниз?

– Валяй, – махнул рукой Тростников.

И сел рядом со мной.

– Что интересно, Евгений Николаевич, циркулярки идут оттуда, как будто ничего не случилось. Все, как раньше.

– Еще не переориентировались.

Подошла стюардесса:

– Выпить хотите?

Я кивнул:

– Налейте нам виски.

И посмотрел на Тростникова:

– Будешь?

– Почему бы не выпить за хорошее дело?

Стюардесса принесла два фужера, налила сначала виски, хотела налить минеральной воды, но мы с Тростниковым замотали головами.

– Тяжелая у нас работа, – поднял фужер Тростников. – У того, кто работает.

– Верно, – согласился я.

– Я хочу выпить за вас, Евгений Николаевич. Сейчас власть, судя по всему, сменится. О старой я не жалею. Обидно только, что Горбачев сухим из воды вышел. Но, что бы там ни было, такие специалисты, как вы, нужны любой власти. Потому что это специалисты. Я хочу выпить за вас.

Из кабины экипажа вышел аэрофлотовец:

– Сейчас взлетаем.

Тростников поднялся:

– Счастливого пути.

– Счастливого пути. И до встречи.

«Толковый парень, – подумал я, – сегодня сработал по самому высшему классу».

И сразу заревел мотор.

– Самолет Аэрофлота выполняет рейс Рим-Москва с посадкой в Будапеште… – начала стюардесса.

«До Будапешта часа два, – думал я. – Можно поспать».

Я прислонился к подушке в верхней части кресла и сразу заснул.

Кто ищет, тот всегда найдет. Но чаще всего не то, что ищет.

Проснулся я от прикосновения к плечу. Передо мной стояла улыбающаяся стюардесса. Сквозь окно я увидел движущийся трап.

– Уже Будапешт?

– Будапешт.

– Сколько будем стоять?

– Около двух часов. Прилетели на час раньше. Вы выйдете?

– Да. Я могу оставить здесь чемодан?

– Конечно.

Чемодан я оставил, кейс взял с собой.

Так уж получилось, что мне приходилось часто летать с посадкой в Будапеште. И я всегда заходил в бар транзитного зала. Это не было простым ритуалом: такого кофе, как в будапештском аэропорту, я не пил нигде. Даже в Риме. А уж там кофе готовить умеют.

Лысый бармен оказался на месте. Я помнил его еще со времен первой командировки в Алжир, лет двадцать тому назад. Тогда в будапештском аэропорту я в первый раз увидел «фри-шоп» и бар с иностранными напитками. Но если во «фри-шопе» купить можно было только на валюту, то бармен брал рубли. Делал он это тайком, советские об этом знали. Курс у него был божеским, и пассажиры из Москвы выстраивались в длинную очередь.

Может быть, именно из-за этих воспоминаний кофе здесь и казался самым лучшим.

Я взял чашку и сел за столик. Стоянка два часа. Торопиться некуда. Можно собраться с мыслями.

Проходя мимо висящего на стене телевизора, я видел те же кадры, что и полтора часа назад в Риме: Горбачев и Раиса, спускающиеся с трапа самолета, Ельцин на танке, толпы на улицах.

Что меня ждет в Москве? Стоит ли рисковать? Можно переоформить билет на другой рейс прямо здесь, в транзитном зале. Можно выйти в город и купить новый билет. Но Будапешт – не Рим, отсюда можно прямехонько в Лефортово.

Прилетел новый самолет. Из Москвы. Пассажиры, говорящие по-русски, облепили буфет, и до меня долетали обрывки фраз. Люди, одетые по-летнему, оживленно жестикулировали, что-то внушали друг другу. Ко мне никто не подсаживался. Сидел я по-прежнему один.