Толстая тетрадь - Агота Кристоф

Они обедают вместе, втроем, потом во второй половине дня ходят по магазинам, чтобы купить одежду и обувь.

Клаус говорит:

— У меня за всю мою жизнь не было столько одежды и обуви.

Петер улыбается:

— Можете выбросить ваше пальто и сапоги. Каждый месяц вам будут выдавать определенную сумму на школьные принадлежности и карманные расходы. Если вам понадобится что-нибудь сверх того, скажите мне. Естественно, за ваше проживание, питание и учебу заплачено.

Клаус спрашивает:

— Кто дает мне все эти деньги? Вы?

— Нет, я просто ваш опекун. Деньги дает государство. У вас нет родителей, государство должно заботиться о вас до тех пор, пока вы сами не сможете зарабатывать на жизнь.

Клаус говорит:

— Надеюсь, это будет очень скоро.

— Через год вы решите, будете ли вы продолжать учебу или поступите учеником на производство.

— Мне не хочется учиться.

— Посмотрим, посмотрим. Неужели у вас совершенно нет честолюбия, Клаус?

— Честолюбия? Не знаю. Я просто хочу, чтобы я мог спокойно писать.

— Писать? Что? Вы хотите стать писателем?

— Да. Чтобы стать писателем, не нужно учиться. Просто нужно уметь писать, не делая слишком много ошибок. Я с удовольствием научусь правильно писать на вашем языке, но этого мне достаточно.

Петер говорит:

— Писательским трудом на жизнь не заработаешь.

Клаус говорит:

— Да, я знаю. Но я мог бы работать днем и спокойно писать ночью. Так я делал, когда жил с Бабушкой.

— Как? Вы уже писали?

— Да. Я заполнил много тетрадей. Они завернуты в мое старое пальто. Когда я выучусь писать на вашем языке, я переведу их и покажу вам.

Они находятся в комнате молодежного общежития. Клаус развязывает веревку, которой перевязано его старое пальто. Он выкладывает на стол пять школьных тетрадей. Петер одну за другой открывает их:

— Мне очень любопытно узнать, что написано в этих тетрадях. Это что-то вроде дневника?

Клаус говорит:

— Нет, это ложь.

— Ложь?

— Да. Выдумки. Истории, которые не произошли, но могли случиться.

Петер говорит:

— Скорее учитесь писать на нашем языке, Клаус.

* * *

Мы приезжаем в столицу около семи часов вечера. Погода испортилась, холодно и капли дождя превратились в снежинки.

Здание посольства окружено большим садом. Меня ведут в хорошо натопленную комнату, с двуспальной кроватью и ванной комнатой. Она похожа на номер в гостинице высшего класса.

Официант приносит мне ужин. Я ем немного. Этот ужин непохож на то, к чему я привык в Маленьком Городе. Я ставлю поднос возле двери. В нескольких метрах от меня в коридоре сидит человек.

Я принимаю душ, чищу зубы новой зубной щеткой, которая лежит в ванной. Я нахожу там еще халат, а на кровати пижаму. Я ложусь спать.

Воли возникают снова. Я немного жду, но боль становится невыносимой. Я встаю, роюсь в чемодане, нахожу свои лекарства, принимаю две таблетки и снова ложусь в кровать. Вместо того чтобы стать меньше, боль усиливается. Я доползаю до двери, открываю ее, человек по-прежнему сидит на своем месте. Я говорю ему:

— Пожалуйста, врача. Я болен. Сердце.

Он снимает трубку висящего рядом с ним на стене телефона. Дальше я ничего не помню, я теряю сознание. Я просыпаюсь на больничной койке.

Я провожу в больнице три дня. Мне делают всякого рода обследования. Наконец ко мне приходит кардиолог:

— Вы можете встать и одеться. Вас отвезут назад в посольство.

Я спрашиваю:

— Вы не будете меня оперировать?

— В операции нет нужды. Ваше сердце в прекрасном состоянии. Эти боли были вызваны состоянием тревоги, беспокойством, глубокой депрессией. Не принимайте больше тринитрина, только принимайте то сильное успокаивающее средство, которое я вам прописал. Он протягивает мне руку:

— Не бойтесь, вы можете прожить еще долго.

— Я не хочу жить долго.

— Как только вы вылечитесь от депрессии, вы передумаете.

Машина отвозит меня в посольство. Улыбающийся молодой человек с кудрявыми волосами предлагает мне сесть в кожаное кресло.

— Садитесь. Я рад, что в больнице все прошло хорошо. Но я вас вызвал не за этим. Вы ищете родственников, и в частности брата, не правда ли?

— Да, брата-близнеца. Но без особой надежды. Неужели вы что-нибудь обнаружили? Мне сказали, что архивы утрачены.

— Мне не понадобились архивы. Я просто открыл телефонный справочник. В этом городе живет человек, у которого та же фамилия, что и у вас. Та же фамилия, но и то же имя.

— Клаус?

— Да. Клаусс Т., с двумя «с». Очевидно, что речь не может идти о вашем брате. Но все же, может быть, он состоит в родстве с вашей семьей, и возможно, даст нам какие-нибудь сведения. Вот его адрес и номер телефона на случай, если вы захотите с ним связаться.

Я беру адрес и говорю:

— Не знаю. Я хотел бы сначала посмотреть на улицу и на дом, в котором он живет.

— Я понимаю вас. Мы можем заехать туда посмотреть около семнадцати часов. Я отвезу вас. Вы не можете выходить на улицу один без документов.

Мы проезжаем город. Уже почти темно. В машине кудрявый человек говорит мне:

— Я навел справки о вашем однофамильце. Это один из ведущих поэтов этой страны.

Я говорю:

— Хозяйка книжного магазина, у которой я снимал квартиру, никогда мне о нем не говорила. А ведь она должна была его знать.

— Не обязательно. Клаусс Т. пишет под псевдонимом. Он публикуется под именем Клаусс Лукас. Говорят, он нелюдим. Его никогда не видят на людях, о его личной жизни ничего неизвестно.

Машина останавливается на узкой улице с двумя рядами одноэтажных домов, окруженных садами.

Кудрявый человек говорит:

— Вот. Дом номер восемнадцать. Это здесь. Это один из лучших районов города. Самый тихий, правда, и самый дорогой.

Я ничего не отвечаю. Я смотрю на дом. Он немного в глубине. Из сада к входной двери ведут несколько ступенек. На четырех выходящих на улицу окнах еще не закрыты ставни. На кухне горит свет, вскоре оба окна гостиной зажигаются голубым светом. Кабинет пока остается неосвещенным. Другая часть дома, та, что выходит во двор, отсюда не видна. Там еще три комнаты. Спальня родителей, детская и комната для гостей, в которой чаще всего Мама занималась рукоделием.

Во дворе было что-то вроде сарая для дров, велосипедов и громоздких игрушек. Я помню красные трехколесные велосипеды и деревянные самокаты. Еще я помню обручи, которые мы прутиком гоняли по улице. К одной из стен был прислонен огромный воздушный змей. Еще во дворе были качели с двумя сиденьями, подвешенными рядом. Мама толкала нас, и мы взлетали до веток орешника, который, может быть, еще растет за домом.