Победа Сердца - Алекс Кайнес

 Пробираясь сквозь кустарники, черная пантера замерла в засаде, наблюдая за неравной на первый взгляд битвой двух противников – змеи и утконоса, который отчаянно боролся с кольцами, что плотно сжимали его тельце, издававшее задыхающиеся звуки, но всё еще не теряющее надежды освободиться, несмотря на лопающиеся внутри сосуды органов и ломающиеся кости, раз за разом пронзая чешую змеи своими ядовитыми когтями.

Скоро это сражение закончится, понимала пантера, и, когда оба будут совершенно обессилены – тогда она и кинется на них из своего укрытия, чтобы прикончить одним ударом обе занятые противоборством противоположности. Готовясь к своему смертоносному прыжку, опытная охотница всё же просмотрела маленькую тень, остававшуюся всё это время незамеченной, что, промелькнув рядом с хищницей, удобно устроилась на ее собственном носу, заставив пантеру сместить фокус своего внимания на два гипнотизирующих глаза, что смотрели прямо на нее между двух огромных крыльев вторгнувшейся во владенья королевы джунглей смелой бабочки.

– Как дела? – ласково пронеслось в голове хищницы сообщение, которое она с удивлением для самой себя сумела считать и, подобно маленькому котенку, мяукнув, выпрямилась, спугнув обоих противников, что, расцепившись, вмиг успели затеряться в зарослях джунглей.

Озираясь по сторонам и пытаясь найти источник того самого сигнала, что пронзил разум гордой хищницы, пантера совершенно позабыла о собственной безопасности, тем самым открывшись тем новым ощущениям, что будто бы полностью перезагрузили ее нервную систему, погрузив ее в совершенно иные паттерны восприятия, в которых та самая роковая бабочка, что вспорхнула в момент неудачи ее охоты, что на деле могла обернуться ее величайшей удачей в жизни, вновь села на нос королевы джунглей, после чего всё тело грациозного животного как будто бы окончательно сковалось, а ее зрение тоже, будто бы полностью видоизменившись, сфокусировалось на фигурке бабочки, чье туловище стало видоизменятся, вытягиваясь в высоту и трансформируя свои конечности в качественно иные формы. Неизменными оставались лишь два пронзающих насквозь суть наблюдательницы глаза, что будто бы гипнотизировали гигантскую хищницу и настраивали ее мозг на совершенно иную волну реальности.

 Совершенно не понимая природы собственного оцепенения, юный Грегори, сидя в кинозале и вдыхая запах попкорна, смотрел, как появляющаяся реклама студии с голографическим логотипом феи, что, неторопливо раскрыв два своих великолепных крыла, полностью завладела его вниманием, в то же самое время, как другой зритель, сидящий в самом дальнем уголке кинозала, медленно поднявшись, прошелся меж рядов и, встав в проходе, наблюдал, как закрывающие титры исчезли вместе с логотипом, когда включившийся свет развеял магию, что на несколько часов полностью очаровала одного из зрителей, который по своей неосторожности зашел на, казалось бы, ничем не примечательный сеанс.

Почти одновременно с этим, подобно роботу, что выполнял заложенную в него безусловную программу, единственный оставшийся в кинозале зритель встал, и, выйдя в коридор, уверенно пошел в сторону другого посетителя, который вышел чуть ранее его, как будто бы желая пройти сквозь него. Он успел остановиться всего в каких-то паре метров от своего спутника и, закрыв глаза, уже через мгновение слился с ним губами.

К своему собственному удивлению, наблюдатель оказался совершенно не против такого откровенного жеста и, закрыв глаза, позволил кинотеатру раствориться в пустоте, где остался только ананасовый вкус поцелуя, который превратился в яркие огни, что вспыхивали в голове путешественника, вибрируя в ритме с мягкими движениями его языка, который будто бы стал единым вместе с партнером, что будто бы отплясывал свой собственный танец жизни.

***

– Так как твои дела? – чуть отстранившись, вновь спросил его голос в голове.

Не размыкая глаз, Грегори попытался сформулировать и выстроить в связанную цепочку воспоминания разной давности из своей юности, смешанные с чужеродными и казавшимися нереальными видениями, где, как ему казалось, всё его существо принимает анималистические черты вместе с яркими образами мира, что он планомерно создавал в своих книгах, что в итоге и являлось той нитью, которая связывала воедино его память, настоящий момент и вспоминания, как бы это пошло ни звучало – о будущем, в котором он, уже немолодой, и находился в эту самую секунду.

Вновь ощущая, как при попытке систематизировать свою память на него начинают накатывать волны паранойи и паники, Грегори, напрягшись, всё же смог визуализировать золотую фигуру, на которую потратил довольно много времени своих медитаций, представляя то же самое, что и, как говорят знающие мастера, видел в свое время сам святой алхимик Арчибальд, достигший в итоге просветления.

 – Это не работает, – выдохнул монах, устало покачав головой и глядя на гигантскую скульптуру, что стояла на небольшом возвышении в храме, – может стоило бы поставить тут нечто более… осмысленное?

– Именно в размышлении, в том числе и об этом… и находится ответ к тем вопросам, что ты так отчаянно задаешь, – спокойно проговорил учитель, слегка растягивая слова, – вот, например, что ты видишь перед собой?

Монах нехотя перевел взгляд на статуэтку.

– Животных.

– Только лишь? А как же история, что связывает их?

– История, что связывает животных? – чуть не рассмеялся послушник, – послушайте, конечно за ними наверняка и стоит… что-то, однако, что я могу знать о тварях, которых и вживую-то никогда не видел?.. Так погодите-ка… – призадумался молодой монах, – а почему вообще я медитирую на каких-то тварей, вместо светлого образа золотой Богини? Почему тут какая-то змея, большая кошка, странная утка и … – что-то было в статуэтке еще, а точнее кто-то, однако уловить, кто или что это именно было, путешественник пока никак не мог.

– А ведь именно из-за нее ты и здесь, – будто бы прочитав мысли своего постояльца, ласково проговорил учитель, несильно, но неожиданно хлопнув своего ученика по спине, от чего тот, сначала слегка удивившись выходке своего наставника, который никогда не позволял себе физического вмешательства, тут же напрочь позабыл о его поступке, уже спасаясь бегством посреди окруживших его джунглей от своего врага, который, хотя и был спугнут более крупным хищником, мог всё так же продолжать выслеживать свою добычу.

К инстинкту самосохранения добавилось и еще одно новое чувство – чувство преследования чего-то, даже более важного, чем просто пища или укрытие – это было целенаправленное движение за тем неведомым, что заключалось, тем не менее, в оболочке маленького существа, что, танцуя в воздухе, как будто бы приглашало маленького утконоса к своей необъявленной, но уже вовсю разворачивающейся игре.

 Концентрируясь на маленькой светящейся части самим же собой выдуманного композиционного изображения божества, Грегори смог слегка снять напряжение, которое, хотя и не исчезло совсем, но будто бы приобрело все свойства маленького крылатого существа, которое, наверняка, где-то до сих пор и порхало в этом мире, однако, было столь незначительным и даже субъективно не существующим, что, вполне возможно, и не стоило никакого особенного внимания.