Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок - Эдвард О. Торп

Ни я, ни кто-либо еще приблизительно из сорока партнеров и наемных работников отделения в Ньюпорт-Бич ничего не знали о тех действиях, в которых обвинялись сотрудники принстонского отделения. Мы не были замешаны и не обвинялись ни в каких нарушениях ни в этом, ни в каких других делах. Области деятельности, функции и типы корпоративной культуры двух отделений нашей компании, расположенных более чем в трех тысячах километров друг от друга, были совершенно разными.

Ключевой уликой обвинения стало несколько разговоров, обнаруженных в трех старых аудиозаписях из операционного зала, которые были сделаны много лет назад, а потом затеряны и забыты. Сделаны они были потому, что запись всех телефонных переговоров в операционном зале была частью стандартной деловой практики как нашего принстонского отделения, так и всех других фирм, работавших на Уолл-стрит. Это делалось в основном для того, чтобы можно было быстро разрешать возникающие с контрагентами споры о торговых заявках и их исполнении. С учетом того, что наш оборот составлял шестнадцать миллиардов акций в год, возникновение ошибок было неизбежным. Одна из таких сделок, часть гигантского хеджа по японским варрантам, который мы проводили через некую фирму (я буду называть ее Enco), была основана на информации об условиях варранта, которую мы получили от этой фирмы. По словам наших трейдеров, представители Enco несколько раз заверяли нас в точности этой информации. На самом деле это было не так. Записи, оставшиеся на этих пленках, как раз и доказывали нашу правоту.

Вызванная этой дезинформацией ошибка в количестве ценных бумаг, которые мы использовали для хеджирования, обошлась нам в 2 миллиона долларов. Обычно такие пленки записывались непрерывно; на каждую из них умещались разговоры за последние четыре дня, и новые записи делались поверх старых. Но в данном случае наши трейдеры отложили пленку, касавшуюся спорной сделки, до разрешения спора. Затем, поскольку компания Enco отказалась признать свою ошибку, наши трейдеры, готовясь к арбитражному или судебному разрешению спора, провели и записали еще две беседы, в которых представители Enco снова заявили, что исходная информация, которую они предоставили нам, соответствовала действительности. Поэтому еще две пленки, на которых в общей сложности были записаны переговоры за восемь дней, были сохранены для использования в качестве вещественных доказательств. После этого мы продемонстрировали руководству Enco, что факты не соответствуют информации, полученной от их сотрудников, и потребовали компенсации. Обычно допустивший ошибку брокер выплачивает такую компенсацию другой стороне сделки. Компания Enco ответила отказом и заявила, что, если мы обратимся в суд, она перестанет работать с нами. Мы понимали, что все четыре крупные японские брокерские фирмы, которые контролировали рынок японских варрантов и конвертируемых облигаций, последуют ее примеру. Поскольку эта область вносила существенный вклад в наши прибыли, мы смирились с потерей двух миллионов. Хотя после этого все три пленки должны были вернуться в обращение и использоваться для новых записей, как это обычно делалось в нашей практике, они затерялись в каком-то столе и пролежали в нем пару лет, пока государственные службы не конфисковали их среди сотен коробок документов и других материалов, изъятых во время обыска 1987 года.

Впервые в истории обвинение использовало Закон о рэкетирских и коррумпированных организациях – РИКО (Racketeer Infl uenced and Corrupt Organizations Act, RICO), предназначенный для борьбы с организованной преступностью, против обвиняемых, работавших в сфере торговли ценными бумагами. Это дело стало исторической вехой. Обвиняемые внесли залог на общую сумму 20 миллионов долларов.

Чтобы еще более усилить давление на них, прокуратура начала связываться с нашими вкладчиками и организовывать получение повесток для их вызова в Нью-Йорк и дачи показаний (о чем?) перед расширенной коллегией присяжных. Поскольку участие вкладчиков в работе компании было пассивным и они никак не вовлекались в ее операции, такие повестки ничем не могли помочь обвинению, которое Джулиани выдвигал против Ригана и прочих. Они могли только обеспокоить и разозлить самих вкладчиков, возможно, настолько, чтобы они вышли из товарищества.

Одна из наших вкладчиц возвращалась как-то из магазина в свой загородный дом в Северной Калифорнии с полной машиной продуктов. По ее рассказу, дело было солнечным августовским днем, и в сухом пустынном воздухе стоял сосновый аромат, напоминающий о незабываемой летней атмосфере озера Тахо. Доставая сумки из машины, она заметила, что на другой стороне улицы припаркован помятый седан с проступающими сквозь краску пятнами ржавчины. Такая машина была явно неуместной в этом районе, и, когда двое неряшливого вида мужчин вылезли из нее и направились к нашей вкладчице, та забеспокоилась. Мужчины привезли ей повестку федерального прокурора, согласно которой она должна была приехать в Нью-Йорк и дать показания по делу Princeton Newport на заседании расширенной коллегии присяжных.

Эта дама, высокая, собранная и элегантная, в прошлом принадлежавшая к художественной среде, вращалась в светских кругах Сан-Франциско. Для начала она попросила мужчин помочь ей занести в дом покупки. Они разговорились, и она сказала, что ничего толком не знает о деле Princeton Newport, но будет рада помочь. Она всегда готова лишний раз съездить в Нью-Йорк. Они ведь поселят ее в ее любимом отеле и будут доставать ей билеты в театры и бронировать места в ресторанах, правда? Кроме того, ей понадобится информация о том, какие выставки идут сейчас в музеях – Метрополитене, Гуггенхайме и Уитни, – и, кстати, не могли бы они заодно найти ей программу концертов в Карнеги-Холле?

Ошарашенные распространители повесток поспешно ретировались, и с тех пор она не имела от мистера Джулиани никаких известий.

Не все наши инвесторы вели себя столь же решительно, но ни один из более чем девяноста вкладчиков нашей компании не сдался. Никто из них не забрал своего вклада. Джулиани признал, что его действия были блефом, тем, что в итоге ни один из вкладчиков не был вызван для дачи показаний. И тем не менее мы ожидали, что он развалит наше предприятие, если только Риган не поможет ему добиться осуждения Милкена и Фримена.

Вкладчиков беспокоила возможность конфискации принадлежавших им активов товарищества по закону РИКО, а также сомнения в некоторых из руководителей принстонского отделения компании, порожденные этим расследованием. Меня также тревожили эти соображения, а также то обстоятельство, что принстонский офис не особенно охотно делился со мной информацией о деле. Например, когда государственные службы сделали расшифровку записей переговоров в операционном зале и предоставили ее обвиняемым, я попросил их показать ее мне. Несколько недель я получал только отговорки и обещания. Тем временем юристы товарищества PNP, не принадлежавшие к группе адвокатов защиты, также получили экземпляр этой расшифровки. Они сразу выслали мне его копию по моей просьбе. Адвокат одного из обвиняемых, узнав об этом, пришел в ярость и потребовал увольнения юристов PNP. Когда я прочитал эту пачку документов толщиной сантиметров тридцать, я понял, почему меня пытались не допустить до них. В них черным по белому были изложены разговоры, обнародование которых могло доставить их участникам массу неприятностей.