Госпожа Тишина - Аркадий Саульский

Он потянулся за танто.

Мэйко зажмурилась, Кицунэ же, напротив, широко раскрыл глаза. Вот так и закончится их дружба. Это он закончит жизнь друга. Кентаро вернет себе честь. Потеряет все остальное.

Пальцы Духа тронули рукоять.

Ладонь господина Нагаты выстрелила вперед, сжала запястье мужчины.

– Возьми Клык Акулы, – сказал он твердо. – Хочу, чтобы существование клана Нагата закончил удар меча моих предков!

– Г… господин?!

Фукуро взглянул Духу в глаза.

– Ты служил мне верно, и как простой солдат, и как Дух, – сказал Нагата. – Но судьба моего клана была предрешена задолго до того, как ты встал у ворот моей столицы. Возможно, она была предрешена всегда. Ты сделал все, чтобы изменить течение предначертанного, но реку не повернуть. Мой сын ушел. Позволь мне уйти вместе с ним.

– Мой господин, прошу тебя, – вмешался Кицунэ. – Не оставляй нас! Без тебя клан рухнет!

– Нет, Хаяи… мой верный друг. Клан обречен на гибель с самого моего рождения. Я это ясно вижу сейчас. Это не Кентаро потерпел неудачу, а я. – Он взглянул на друга. – Теперь твоя очередь, Однорукий воин… да, это будет красивая легенда. Мой клан, клан Нагата… то, что от него осталось… люди, солдаты, самураи… теперь принадлежат тебе. Ты вошел в эту комнату как верный шомиё. Выйдешь как даймё нового клана. Клана Кицунэ.

– Господин… – голос Хаяи задрожал.

– Я бы сказал: «Не подведи меня!»… Но я знаю, что ты не подведешь. – Даймё посмотрел на Кентаро. – Дух, возьми Клык Акулы. Хочу, чтобы именно ты был моим кайсяку.

Кентаро заколебался, но приказ оставался приказом, а даймё оставался его господином до самого конца. Он взял родовой меч клана Нагата. Присмотрелся к голубой оплетке рукояти и оформленной в виде бегущих волн цубе. Вынул клинок из ножен и встал над даймё.

Нагата Фукуро взял танто; правой рукой держал рукоять, левой снимал ножны. Медленным торжественным движением развязал пояс кимоно, раздвинул его полы, обнажая живот.

Он вновь был сильным, несмотря на старость. Чувствовал без малого радость при мысли о том, что эти вечные качели силы и бессилия наконец остановятся, а он сможет уже через минуту взглянуть в глаза своим предкам.

Он взглянет им в глаза, стоя рядом с сыном. Приставил холодное острие танто к коже, посмотрел перед собой.

– Отец… сын… я готов!

Клинок вошел в тело без малейшего сопротивления. Фукуро даже не застонал, нанося себе идеальный горизонтальный разрез. Кровь хлестнула из раны, окрашивая голубое кимоно, стекая на пол.

Он разрезал себе брюшную полость, лишь под конец чуть притормозив. Руки его дрожали все сильнее.

Кентаро наблюдал за лицом своего даймё, стараясь уловить тот момент, когда его тело покажет, что больше не выдерживает боли. Что честь была восстановлена и можно нанести удар милосердия, завершающий всю церемонию.

Дрожащие губы, дрожащие руки. Кровь и выскальзывающие из раны разрезанные кишки.

Нагата Фукуро повернул танто, готовясь ко второму, на этот раз вертикальному надрезу. Вонзил острие в свое тело, но не смог уже сделать ничего больше.

Клык Акулы блеснул в тени.

Потом они долго кланялись бренным останкам своего господина. Великого воина, благородного даймё, который до самого конца знал, что такое честь.

И который дал им последнее задание.

* * *

В конечном счете обгорелая древесина домов и хат Дома Спокойствия все же смогла пригодиться клану. Крестьяне, рыбаки, слуги, солдаты – все несли горючий материал на огромный погребальный костер. На костре были уложены бренные останки Нагаты Фукуро и его сына – Конэко.

Огонь разогнал ночь. Оранжевый столб потянулся высоко, к самому небу, затмевая, казалось, и луну, и звезды.

С даймё и его наследником прощались все жители Дома Спокойствия. Стояли вокруг костра, согнувшись в поклоне, словно армия теней. Ближе всех к огню стояли Кентаро, Хаяи и Мэйко. Медичка надела белое траурное кимоно. Шомиё – а теперь даймё нового клана – гордо стоял в великолепном голубом доспехе, еще недавно принадлежавшем его господину. Дух же, чтобы отдать должное началу своего пути на службе ныне вымершего клана, надел скромную форму рядового асигару, точно такую же, в какой много дней назад выступал на войну с таинственным кланом Змеи.

Оранжево-красные языки пламени несли к небу бренные тела последних вождей рода, но также и всю его историю. Решение было уже принято.

Нового начала не могло быть, если не закрыть дверь за прошлым.

Клан – это не казна, земля, деревни, поля, крепости и замки, по крайней мере – не только. Кицунэ за последние дни прекрасно это понял.

Клан – это прежде всего служащие ему люди.

– Мы покидаем Дом Спокойствия, – объявил он собравшимся перед началом церемонии огненного погребения. – Мы не будем ставить надгробия и не будем копать могилу – все это поместье нашего господина будет ему наилучшей из могил, несущей память как его побед, так и поражений. Вы, те, кто сейчас стал людьми клана Кицунэ, нового клана, начнете вместе со мной все заново. Дом Спокойствия мы оставляем прошлому.

Оставляем прошлому. И мангутам, думал Кентаро.

Другого решения принять было уже нельзя. Говорили, что на юге уже видели конные отряды захватчиков. Армия, несмотря на смерть своего хана, упорно шла вперед, вечно жаждая крови, земель, побед. Закрываясь с жалкими остатками крестьян, горсткой солдат и самураев в поместье, они обрекли бы себя на смерть. Покидая его и отправляясь на север, имели шансы на новую жизнь.

Огонь погас лишь под утро. Вскоре после этого крестьяне, собрав нехитрое имущество, медленным потоком стали покидать столицу вымершего клана. Несмотря на то что они оставляли свой дом, на всех их лицах было одно чувство.

Надежда.

* * *

Кентаро похлопал жеребца по шее. Тот, довольный, мотнул головой.

Они стояли на пригорке, Дух, даймё и медичка, глядя на вьющийся ниже поток людей – мужчин, женщин, детей, стариков, которых везли на повозках и двуколках… они шли на север, как приказал им их новый господин. Дом Спокойствия сейчас уже стал лишь воспоминанием. Прекрасным и страшным одновременно. Как и сама жизнь.

Подул ветер, колебля метелки трав. Кто-то внизу крикнул, кто-то засмеялся, когда порыв ветра сорвал с чьей-то головы соломенную шляпу.

Дух поморщился, когда до его обоняния долетел доступный лишь ему запах дыма. И пыли.

Он обернулся.

Далеко-далеко на юге в небо поднимались черные столбы дыма.

Мангуты приближались.

Мэйко и Кицунэ тоже видели это. А вот люди внизу никак не могли видеть черных туманов. И хорошо. Надежда важнее, чем страх.

– В конце концов они встанут у ворот Дома Спокойствия, – сказал Кентаро.