Ричард Длинные Руки - вильдграф - Гай Юлий Орловский

– Почему? – спросил Фангер обиженно.

Раберс фыркнул:

– Они ж гордые!

Ну, не настолько, мелькнула у меня мысль, смотря что предложили бы. Ну да ладно, они думают обо мне лучше, чем я о себе сам, так что постараюсь соответствовать народному мнению.

Самый пугливый из активных заговорщиков, Фангер, пропищал тонким голосом:

– Как собрание думает, десятник все-таки ввяжется в противостояниие с конунгом?

Иронгейт пожал плечами.

– Кто знает. Варвары непредсказуемы. Им резоны не указ, они прислушиваются к внутреннему голосу чести. Что тот скажет, то и делают. А мы хоть стой, хоть падай от того, что получается.

Раберсу, похоже, надоел разговор, что ушел в сторону, сказал нетерпеливо:

– В любом случае, это касается только этого безрассудного десятника и конунга. Оба степняки, оба считают себя великими героями, оба предпочитают решать сложные вопросы простыми ударами мечей. Вот пусть и решают.

Я чувствовал, собрание подходит к концу, скоро все хлынут к дверям и сомнут меня. Стражи так и не ощутили, когда я осторожно поднялся, затаив дыхание, и на цыпочках пробежал за угол, где в глубокой нише вышел из незримности и уже гордо-деловым шагом удалился.

Конечно же, никто не сомневается в исходе схватки конунга и десятника. Конунг не только умелый воин, но и умный, осторожный, предусмотрительный. А я, понятно, только умелый…

Воздух чистый и свежий расцеловал меня, едва я ступил за дверь. Почти с чистого синего неба по саду бьют крупные редкие капли летнего дождя. Солнце просвечивает все капли, и они сверкают в падении ярче бриллиантов.

Он прекратился раньше, чем ноги вынесли меня из-под навеса. Я почти ослеп от бьющего солнца не только сверху, но из-под ног, с мокрых листьев деревьев, отмытых камней обычно запыленных стен.

Голова закружилась от бездны света, я чувствовал себя странно, инстинкт вел в сад поглубже, спасаясь от ярких лучей, здесь все дремлет, отягощенное жарой и зноем, терпеливо ждет вечерней прохлады. Узоры светотени скользят по дорожке взад-вперед, откликаясь на едва слышный ветерок далеко вверху, воздух неподвижный, как в неглубоком и прогретом до дна озере.

Чуть дальше затаились в тени куста две антилопы. Говорят, принцесса приучила их брать лакомства из ее рук, на ветвях под защитой крупных листьев дремлют огромные бабочки, а по соседней аллее идет быстрым шагом прямой, словно копье проглотил, Ланаян, как всегда в начищенном до блеска панцире, в стальных наколенниках и наручниках, даже сапоги с металлической окантовкой по краям.

– Вот вы где, – произнес он без выражения, – не готовитесь к состязаниям? Зря.

Я пожал плечами, Ланаян свернул и вышел на мою дорожку, перегородив мне путь.

– Выигрыш будет большой, – сообщил он.

– Знаю, – ответил я. – Рука Элеоноры Гордой?

– Только возможность, – уточнил он. – Но это очень много. А должность при дворе – наверняка.

– Я на такие мелкие ставки не иду, – сообщил я.

– Сейчас не мелкие, – возразил он скучным голосом. – На этот раз впервые будут участвовать и кочевники. Им и раньше не запрещалось, но ни один не падал так низко, чтобы опуститься до участия в этих смехотворных играх, где убивать нельзя по-настоящему.

– Кочевники, – сказал я, – крепкие ребята. Все время упражняются, презирают смерть, драться будут жестоко.

– Наши тоже умеют, – заверил он.

– Ваши обучались на чучелах, – возразил я. – А кочевники вообще презирают тех, у кого на лице нет боевых шрамов.

– Опасаетесь, – спросил он напрямик, – что после состязаний охрану короля наберут из чужаков?

– Не сам король важен, – сказал я. – А вот его охрана вхожа во все помещения, башни и подвалы. В нужный момент могут перебить всех, кто все еще против смены власти… Такие есть?

– Таких немало, – ответил он со вздохом. – Очень достойные люди. Не хотелось бы их потерять.

Я запнулся, не зная, говорить ли больше, чем уже сказал, но, с другой стороны, уже и так сказано больше, чем достаточно, уже не повредит откровенность чуть больше, чем уже есть.

– Ланаян, – сказал я, – даже не знаю, кто ты и что ты, но мне кажется, ты стойкий и верный солдат. Верный королю, а не своему кошельку. Потому скажу прямо: кочевников нужно остановить раньше. Когда перебьют соперников на этих дурацких соревнованиях, конунга уже ничто не остановит.

Он смотрел исподлобья, лицо стало неприятным.

– И что вы предлагаете?

– Я тоже предпочел бы, – сказал я, – чтобы на троне усидел король Жильзак Третий. Возможно, это еще и будущий тесть ярла Элькрефа, младшего брата моего ярла Растенгерка, я в этом как бы заинтересован. Но если конунг Бадия приподнимется еще на одну ступеньку, ему и король будет уже не король, не так ли? А еще он точно сумеет избавиться от ярла Элькрефа….

Ланаян смотрел на меня все так же, набычившись, а после паузы проговорил с угрозой:

– Вы не простой посланец, не так ли?

Я понизил голос:

– А ты не совсем дурак, верно?

– Жизнь во дворце научит всему, – буркнул он. – Значит, вам доверено не только письма носить… но и от имени своих ярлов что-то делать?

– Я пользуюсь полным доверием, – сказал я скромно. – Больше сказать ничего не могу.

Он кивнул.

– Этого достаточно.

– Вот и славно…

– Я так и подумал, – проговорил он все так же угрюмо. – С первого же дня, когда вас увидел. Но я заметил, что и конунг вас оценил выше, чем другие.

– Конунгу пока не до меня, – заметил я. – Потом, конечно, может заняться и мною. Но мы попробуем не допустить его до следующей ступеньки, когда вся власть окажется в его руках.

Он пробормотал:

– Мы?

– Да, мы.

– Кто-то с вами есть еще?

– Есть, – ответил я.

– Кто?

– Ты, дорогой Ланаян.

Он посмотрел на меня странно, козырнул и, обойдя меня, как вкопанный дураками столб посреди дороги, пошел дальше. Я не стал смотреть ему вслед, и так никто не убедит меня, что начальник дворцовой стражи попался мне совсем случайно.

Как всегда, когда мысли врастопырку, жутко захотелось кофе. Крепкого, горячего, сладкого. Огляделся украдкой, сад велик, вот там вообще дремучий уголок, отступил туда, сосредоточился… через пару мгновений в ладони ощутил горячую тяжесть.

Моя глиняная чашка, уродливая и безобразная, но я к ней чувствую объяснимую нежность: это же первое, что я сотворил, пользуясь новыми возможностями!

Правда, это не помешало зашвырнуть ее в кусты, как только опорожнил содержимое в глотку. Мозги, получив с притоком крови и порцию кофе, разогрелись и выдали новую мысль: в самом деле, почему не попытаться сотворить гору золотых монет? Это уже другой уровень, больше соответствующий майордому… а майордом все же выше, чем маркграф. Вообще майордом – моя самая высокая ступенька, а майордому как ходить по дорогам, что ничем не лучше бездорожья, с копалкой в руке? Несолидно…