Злой город - Дмитрий Силлов

Мир перед глазами Субэдэ начал неуловимо меняться. Старческое лицо шамана внезапно надвинулось. Теперь на нем была видна каждая морщинка. Жилка над седой бровью билась и извивалась под сухой кожей, словно змея, пойманная старым войлочным покрывалом. Лишь расширившиеся зрачки шамана были живыми. Они внимательно смотрели из темных глазниц, словно со дна глубокого колодца, неведомым образом проникая в плоть и сосредоточенно копаясь в душе Субэдэ, словно в собственном мешке из человеческой кожи.

Внезапно громадное лицо шамана стало прозрачным. Сквозь него полыхнуло белое пламя очага.

– Смотри в огонь, – пришли слова из ниоткуда. Но эти слова были лишними.

Смотреть куда-либо, кроме как в огонь, было просто невозможно. Огонь заполнял всю вселенную, и в нем уже давно растворилось и призрачное лицо ханского звездочета, и весь окружающий мир, и тот, кто когда-то в незапамятные времена был непобедимым военачальником по имени Субэдэ…

Огонь был всюду. Горели дома. Скорбно кривились пожираемые пламенем ветви деревьев. Языки пламени лизали стену дивной каменной церкви, оставляя на ней жирные черные полосы. Зарево плыло над городом. Удушливый дым стлался по улицам, на которых то тут, то там лежали неподвижные тела, которые совсем недавно были живыми.

По улице бежал мужик в потрепанном овчинном тулупе, перехваченном опояской, за которой торчала деревянная загогулина с металлической трубкой наверху. Из отверстия трубки курился едва заметный дымок. Человек, задыхаясь, почти тащил на себе молодого парня, у которого на боку алело кровавое пятно. Парень едва перебирал ногами, его белобрысая голова безвольно моталась из стороны в сторону.

– Держись, сынок, – прохрипел мужик. – Французы пока оправятся, мы ужо до редута[142]доберемся. Наши за храмом Покрова его уж поди сложили, пока мы фузилеров[143]сдерживали. Там и пушка должна быть. Нам бы только… до храма…

В конце улицы показались люди в необычной одежде сине-белого цвета. На голове у них были высокие цилиндрические шлемы. В руках – длинные палки с прикладами, смахивающие на аркебузы без луков. Один из них с мышиными усиками, залихватски загнутыми кверху, похоже, старший, увидев бегущих, что-то отрывисто крикнул, указав на них саблей. Фузилеры дружно вскинули свое оружие, целясь в незащищенные спины.

Вдруг огонь, лижущий стену церкви, дернулся, словно живое существо, и взметнулся до небес. Из стены ревущего пламени на площадь шагнула гигантская тень витязя с мечом в правой руке. В левой у витязя был большой щит, сверкающий неземным светом, словно он был выточен из единого алмаза. Над островерхим шлемом огромного воина полыхало зарево, округлый ореол которого напоминал иконописный нимб.

Витязь опустился на колено и прикрыл бегущих щитом. Сноп яркого света, исходящий от щита, ударил в глаза фузилерам. Ослепленные французы роняли фузеи, хватались за обожженные лица. Кто-то упал на колени, дико крича и собирая по щекам остатки вытекших глаз, кто-то шептал молитву, крестясь в суеверном ужасе, но большинство уже бежало прочь, слепо спотыкаясь о лежащие на дороге трупы…[144]

Фигура витязя медленно растворялась в воздухе, сливаясь с породившим ее огнем. А вместе с ней растворялись горящие дома, улица, церковь…

А сквозь эту картину медленно проступала другая, похожая – дома, улица, деревья, храм.

Похожая – но в то же время другая…

Так же горели дома, но теперь их стены были разворочены, словно в них вонзили гигантский гарпун, а после вырвали и подожгли то, что осталось. Кусок стены храма будто выгрызло какое-то гигантское чудовище. Обожженный лик урусского Бога над входом в церковь с ужасом глядел на то, что осталось от города.

Улица была разрезана надвое неглубоким поперечным рвом. Во рву на коленях стояли двое, паля по противоположной стороне улицы невидимыми стрелами из аркебузов, на которых тоже не было луков. На концах стволов полыхало пламя, аркебузы дергались в руках воинов словно живые.

А по другой стороне улицы ползла железная осадная машина с длинным билом, угрожающе выступающим вперед. Многочисленные колеса машины были обернуты железными лентами, лязг которых, смешиваясь с ревом самой машины, заглушал стрекот колдовских аркебузов в руках стрелков.

Сзади, прячась за боками железного чудовища, осторожно шли люди в округлых серых шлемах. На шлемах был начертан серебряный орел, сжимающий в когтях древний знак Огня. В руках этих людей тоже были огненные аркебузы.

Человек во рву вдруг отложил свое оружие. Поднявшись во весь рост, он метнул в машину что-то, похожее на походный кузнечный молот, и медленно сполз на дно рва, сраженный невидимыми стрелами. Выдранные из его стеганого тулупа клочки материи тут же окрасились кровью.

Его молот ткнулся в землю рядом с колесом железной машины и полыхнул огнем, выворотив из улицы пласт земли. Люди в серой форме, шедшие за машиной, белозубо засмеялись. Видимо, в их котлах всегда была баранина – такие зубы могли быть только у очень сытых и удачливых воинов, которым покровительствуют сильные духи.

Но в этот день, видимо, их духи либо спали, либо просто не ожидали, что второй человек, зачем-то сотворивший тяжелую связку из четырех огненных молотов, выскочит из своего рва и с криком «Уррра!», так похожим на боевой клич ордынских туменов, бросится под колеса железной машины.

В ослепительной вспышке и раскатах рукотворного грома утонула вселенная. Разлетелись по ее уголкам обломки железной машины, белозубые люди в округлых шлемах и сама картина горящего города. Лишь храм с золотым крестом на куполе еще некоторое время просвечивал сквозь пламя, пульсирующее, словно вырванное из чьей-то груди горячее сердце…

Это был просто огонь.

Тот самый огонь.

И тот самый звездочет хана тянул на одной ноте монотонную песню, закрыв глаза и медленно перебирая четки, состоящие из маленьких черепов каких-то грызунов, отдаленно похожих на человеческие.

Субэдэ провел рукой по лицу. Ладонь стала мокрой – наверно, от пота. Субэдэ зачем-то понюхал руку. Пот пах гарью, но это не был запах костра. Это вообще был незнакомый доселе запах – уж кто-кто, а выросший в степи воин мог сказать это наверняка.

– Что ты видел?

Голос шамана был тусклым, словно свет умирающего пламени, в который забыли подбросить топлива.

Субэдэ покачал головой, неотрывно глядя в огонь и силясь увидеть в нем хоть какие-то следы только что пережитых видений.

– Этот народ невозможно победить, – хрипло произнес он.

Шаман открыл глаза и внимательно посмотрел на полководца.