Полная история рыцарских орденов в одной книге - Екатерина Монусова

В 1188 году Мейнгард строит первую церковь и укрепляет Икскуль. Неоднократно обращался он за помощью к римскому папе; Целестин III обещал ему свое покровительство, проповедовал Крестовый поход против ливонских язычников, обещал всем участникам в походе полное отпущение грехов, но из этого ничего не вышло. Более успешной была сначала деятельность второго епископа Ливонии, Бертольда (1196–1199). В 1198 году большое крестоносное войско высадилось у устьев Двины и успешно повело борьбу с язычниками. В следующем году счастье изменило немцам: они были разбиты, епископ пал. Немцы жестоко отомстили туземцам за его смерть. Водворение христианства выпало на долю третьего епископа Ливонии, настоящего основателя ливонского государства, Альберта фон Буксгевден или Аппельдерн (1199–1229). Вооруженный апостол ливов, как называли Альберта, заручился помощью и дружбою датского короля Канута и вступил на ливонскую территорию, имея в одной руке меч, в другой распятие. Ему без особенного труда удалось смирить ливов. Весною 1201 года он основал новый город – Ригу; первым жителям ее он даровал преимущества и перенес туда епископский стол…»

Надо сказать, что за скупым сообщением о том, что ливы были усмирены епископом Альбертом «без особого труда», стоят его колоссальные усилия. Все свободное от церковных дел время он посвящал «рекрутскому набору». К его огорчению, прибывавшие на помощь ливонцам отряды были не столь уж и многочисленны. Исключением было лишь первое появление Альберта в Ливонии – тогда он привез с собой почти две с половиной тысячи рыцарей. В другие же годы удавалось завербовать лишь несколько сотен крестоносцев – так хроника Генриха Латвийского сообщает, что в 1201-м «епископ… возвратился в Ливонию с пилигримами, каких сумел собрать»… Помощь местных князей, уже обращенных в христианство, тоже проблемы не решала. При малейшей опасности плохо обученные воины бежали с поля боя, как зайцы жмудских лесов. Нет, для покорения язычников нужна была надежная военная сила. И вот, как мы читаем в энциклопедии Брокгауза и Эфрона, «…для утверждения и распространения христианства и немецкой культуры на востоке Балтийского моря Альберт основал здесь духовно-рыцарский Орден, названный Орденом меченосцев. Рыцари нового Ордена давали клятву безбрачия, послушания папе и епископу и обязывались всеми силами распространять христианство. Во главе Ордена становился магистр, или мейстер; следующую иерархическую ступень составляли комтуры, или командоры, ведавшие военное дело, сбор десятины, светский суд, наблюдение за орденскими землями и вместе с магистром составлявшие капитул. Отношения магистра и епископа были вначале самые дружественные; в отсутствие одного другой замещал его должность. Но при ближайших преемниках Альберта между двумя властями возникает соперничество и борьба…»

Так на свет появились «Братья Христова рыцарства» или попросту – меченосцы. На их рыцарских плащах красовались два скрещенных меча острием вниз – как символ несокрушимой мощи. Справедливости ради заметим, что орден основал не сам Альберт (он в это время как раз находился в Германии), а замещавший его священник Теодерих. «Предвидя вероломство ливов и боясь, что иначе нельзя будет противостоять массе язычников, для увеличения числа верующих и сохранения церкви среди неверных он учредил некое братство рыцарей Христовых, которому господин папа Иннокентий дал устав храмовников и знак для ношения на одежде – меч и крест, велев быть в подчинении своему епископу…»

Сейчас и представить странно, что Рига, знаменитая вязью своих старых зданий с островерхими крышами, далеко не всегда была каменной. Когда-то на одной из ее деревянных улиц неподалеку от деревянной церкви святого Петра жил ее основатель – епископ Альберт. Дом его также был сверху донизу сделан из дерева.

Собственно, в городе имелось лишь одно здание из камня – замок рыцарей Ордена меченосцев…

Первое упоминание об участии меченосцев в военных операциях против язычников относится к 1205-му – вместе с епископской дружиной они разбили литовский отряд. В следующем году, собираясь в поход на ливов, Альберт вновь «созвал братьев-рыцарей» под свои знамена. Четвертого июня в схватке при Гольме особенно отличился некий Арнольд, первым бросившийся в атаку. В 1207-м меченосцы участвовали в разгроме литовцев у Ашерадена, в 1208-м – при Сельбурге… Меч, зажатый в одной руке, явно перевешивал крест, зажатый в другой. Впрочем, и сами язычники не отставали от рыцарей – эсты, ливы, летты налетали на селения друг друга, грабили и жгли, уводили в рабство женщин… Хроника Генриха Латвийского описывает зловещий случай: как-то раз эсты вторглись в землю ливов, привязали одного из вождей к шесту и стали вращать его у костра, аки барашка на вертеле, требуя рассказать, где несчастный схоронил свое золото…

Полно, до заповедей ли тут Божиих! Врага надо бить его же оружием – и братья-рыцари дружно топтали всех, кто оказался у них на пути. Казнили без разбора, обдирали без совести, брали в заложники… А меченосец, которому поручено было судить пленных, требовал с них откупа, похлеще, чем пушкинская старуха у золотой рыбки! И так же остался «у разбитого корыта», когда товарищи по оружию обнаружили в сундуке предприимчивого судьи несколько килограммов чистого серебра…

«Страна соседняя и неведомая Европе до XII века открывается германцами, выброшенными бурею на берега Двины. Рассказы о ней возбуждают страсть к обращению в христианство… Пожизненные поместья, даванные Орденом в награду личной храбрости, за услуги и заслуги, мало-помалу закладами, покупками и льготами, то давностию, то силой становятся наследственными… Епископы тягаются с рыцарями, как удельные князья… Междоусобия не перестают, кровь льется, набеги русских и впадения рыцарей в их границы пустошат оба края, ничтожат соседние племена… Крепости переходят из рук в руки, везде трупы, развалины, слезы от утешенья, вопли от грабежа…» – несколько веков спустя писатель и будущий декабрист Александр Бестужев много путешествовал в тех краях. «Буллы Ватикана, как театральные перуны, гремели, никого не пугая и не поражая. Должно, однако же, отдать справедливость Папам, столь часто клеветанным, что они под проклятиями запрещали делать рабами новообращенных христиан в Ливонии, как и в Америке, и все напрасно. Свои выгоды были ближе к сердцу рыцарей, чем увещевания Папы…»

Романтическому сердцу самого Александра Александровича, судя по всему, была особенно близка несчастная судьба ливонских крестьян, притесняемых безжалостными рыцарями. Во всяком случае, за последние четыре года перед арестом (как мы помним, декабристы отправятся «будить Герцена» в 1825-м) он создает четыре «Ливонских повести» – «Замок Нейгаузен», «Ревельский турнир», «Замок Эйзен» и «Замок Венден». Древняя орденская крепость Венден, бывшая резиденция Великих магистров, особенно его заинтересовала. В мае 1821 года, отправившись из Петергофа в заграничный поход и проезжая через Лифляндскую губернию, он специально побывал в Цесисе, где стоят развалины венденского замка. «…Итак, я увижу столичный город древнего ливонского рыцарства, искони знаменитый битвами, осадами, усеянный костями храбрых, запечатленный кровью основателя. Винно-фон-Рорбах, первый магистр меченосного Ордена, построил Венден, первый замок в Ливонии. Любуясь величавыми его стенами, он не мыслил, что они скоро обратятся в его гроб…»