Бронеходчики. Гренада моя - Константин Калбазов

Наступление на город Брунете в конечном итоге привело к победе. Но та стала возможна лишь благодаря решительным действиям Русского добровольческого корпуса. И замолчать этот факт не получилось. Слащев и Негрин подобающе к этому подготовились. Пусть в их частях и нет политработников, с агитацией и пропагандой у них все в порядке. А главное, акция была спланирована настолько хорошо и имела столь крупные масштабы, что о роли Миахи и интербригад лучше было не упоминать вовсе. Ибо от этого мог приключиться только вред.

Требуется новое достижение. Причем непременно с интернационалистами на острие удара. Да так, чтобы не оставить белогвардейцам и шанса приписать себе хотя бы часть триумфа. Помнится, при обороне Мадрида, когда над городом нависла опасность захвата, родился лозунг: «Но пасаран!» – «Они не пройдут!» После того как столицу удалось удержать, среди интернационалистов взвился новый лозунг: «Пасаремос!» – что означало: «Мы пройдем!»

Этот призыв зазвучал с новой силой, когда началось наступление на Брунете. Но по мере того как интербригады и другие части республиканцев откатывались назад, этот лозунг быстро стих. С вступлением же в дело добровольческого корпуса все громче звучал другой: «Русские идут!» Но сейчас Троцкий решил, что пришло время во всеуслышание вновь выкрикнуть в лицо врагам по обе стороны фронта гордое «пасаремос». И на фоне проведенной подготовки к наступательной операции это должно зазвучать особенно весомо.

С этой целью Троцкий решил перенять опыт Слащева и привлек в войска множество кинохроникеров, фоторепортеров и журналистов. Были предприняты небывалые меры секретности. О плане предстоящей операции проинформировали ограниченное число людей. Даже в ближайшем окружении Негрина не знали о грядущем наступлении.

К линии фронта подтягивались ударные части с соблюдением всех мер предосторожности и секретности. Пехота, артиллерия, броненосный полк, бронепоезда – просто небывалая концентрация войск, вплоть до ослабления на некоторых участках. Подготовлены тщательно замаскированные полевые аэродромы со всей необходимой инфраструктурой.

И все это в самые сжатые сроки. Месяц. Им понадобился всего лишь месяц, чтобы спланировать операцию невиданных для этой войны масштабов. Работа проделана колоссальная. На ответственных участках задействованы лучшие и самые преданные делу мировой революции кадры.

Сам Миаха сохранял преданность премьер-министру ровно до той минуты, пока не уловил суть задуманного. Вместе с генералом согласился участвовать и его извечный помощник полковник Рохо.

Пусть об этом и не распространялись, но все операции Миахи разработал именно он. Если генерал был знаменем, то полковник, без сомнения, являлся мозгами. Заслуги Рохо, конечно, высоко оценили, и сегодня он возглавлял генеральный штаб. Но кто сказал, что это предел его мечтаний? Должность военного министра выглядит куда заманчивей.

План наступления был проработан и воплощался в жизнь именно полковником Рохо. Он вложил в него все свои умения, задействовал все имеющиеся резервы. Да что там, при имеющихся перспективах он по-настоящему превзошел самого себя! И поначалу все складывалось просто замечательно. Но… Всегда есть пресловутое «но».

– Что означает это прекращение обстрела? – обратился Троцкий к Миахе.

– Предполагаю, что согласно замыслу противника сейчас должна быть на подходе волна штурмовиков, – вместо генерала ответил полковник Роха.

При этом он, как и генерал, сохранял олимпийское спокойствие. Коли не можешь повлиять на ситуацию, то не стоит нервничать и понапрасну сотрясать воздух.

– Вы ничего не путаете? Здесь и сейчас все должно было происходить по нашему плану, а не согласно задумкам мятежников!

Прежде чем ответить идеологу мировой революции, полковник отдал распоряжение своему адъютанту. Надлежало в кратчайшие сроки привести в полную боевую готовность зенитные посты. Это куда важнее.

– Полностью с вами согласен, Лев Давидович. Но отчего сторонники Франко должны быть глупцами? На его стороне большая часть офицерского корпуса и генералитета Испании. Не растеряли же они все свои умения, – наконец обернувшись к Троцкому, произнес полковник.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что каким-то образом противнику удалось вскрыть наши намерения и принять контрмеры. Их разведка, даже на уровне полковой, вполне могла обнаружить скопления войск.

– Но как они могли узнать о месте основного удара, если наши части уже начали действовать значительно южнее? Причем им неизвестно о том, что их действия являются лишь отвлекающим маневром. А потому и сражаются они не за страх, а за совесть.

– Намекаете на предательство? – вскинул бровь генерал.

– А вы считаете, это не так? – парировал Троцкий.

– Причина может крыться в одной-единственной разведгруппе, упущенной нами перед наступлением. Сосредоточение близ фронта больших сил, тогда как с началом действий на юге здесь продолжает сохраняться затишье. Очевидно, что это неспроста, – выдвинул свою версию полковник.

– И как же вы тогда могли допустить, чтобы разведчики противника шастали по вашим тылам как у себя дома?! – возмутился Троцкий.

– Мы сделали все возможное. Но, повторюсь, не следует считать мятежников дураками и никчемным неумехами. Военное счастье переменчиво.

– То есть вы хотите сказать, что все кончено?

– Все только начинается, – возразил как всегда невозмутимый генерал, вслушиваясь в сирену воздушной тревоги. – Просто давайте каждый будет заниматься своим делом. Вы – моральным духом и решимостью интернационалистов идти до конца. Мы с господином полковником – военным руководством войсками.

Миаха и без того позволял Троцкому слишком многое. И тот возомнил, что способен диктовать генералу свою волю. Миаха нуждался в нем, не возражал против всевозрастающей роли политработников, но всему есть предел. И в корне неверно то, что сведения сначала поступают в политотдел и только потом – к командованию. Еще немного, и Троцкий начнет принимать решения военного характера. Вот уж чего допускать никак нельзя.

Полковник Рохо оказался прав. Вслед за артиллерийским обстрелом последовал воздушный налет. Но тут уже должна была сказать свое слово республиканская авиация.

Германские и итальянские летчики, проходившие обкатку в испанском небе, – это серьезные противники. Но на стороне республиканцев помимо испанских пилотов сражались и представители других стран. Русские, англичане, французы, американцы, поляки, мексиканцы и прочие. Уж куда-куда, а в авиацию набирали лучших, и недостатка в кадрах не было. Куда чаще не хватало машин, но только не пилотов.

Несмотря на яростное противодействие, бомбардировка все же вышла довольно болезненной. Хадраке пылал. Хватало пожаров и на станции. Рвались снаряды в горящем эшелоне. Один либо невероятно храбрый, либо безумный машинист подцепил охваченные огнем вагоны и отталкивал их в отстойник.

С чисто технической стороны сами снаряды не взрывались. Срабатывали заряды, разбрасывавшие в разные стороны болванки, лишенные запалов. Но это ничуть не умаляло подвига храбреца, буквально бросившегося в пасть смерти. Благодаря его самоотверженности удалось спасти не меньше половины состава.