Судьба гусара - Андрей Посняков

– Ах, Денис Васильевич, я хочу вас поблагодарить за свое освобождение… Меня ведь поначалу приняли за шпионку, вы знаете?

Штабс-ротмистр закашлялся:

– Ах, ну да, ну да…

– Правда, обращались достойно, а вскоре вообще выпустили. Как сказали – именно вашими стараниями.

– Ах, госпожа Матильда…

Гусар не знал, что и сказать, но все же нашелся:

– Мы же, кажется, с вами были на «ты».

Пухлые губки баронессы растянулись в улыбке:

– Мне тоже так кажется. А знаете… Знаешь, что, Денис Васильевич! А давай-ка ко мне на мызу. У меня здесь сани с кучером. Кстати, говорят, шпионкой-то оказалась моя двоюродная кузина! И ей помогал мой слуга Матиас! Да-да, мальчишка… Его, правда, тоже отпустили. А вот Анна-Кайса сбежала в Швецию. У нее родственники в Гетеборге. Будет там блистать на балах… если денег хватит.

– На мызу… – Давыдов задумался, и Матильда мягко взяла его за руку, заглянула в глаза:

– Ну, поедем! Ну, правда… Ведь сочельник же!

«И правда – сочельник, – подумал Денис. – Католическое – финское – Рождество оно вот уже – завтра».

– А и поедем, – все же решился штабс-ротмистр. Да и как было бы не решиться, иначе какой бы он был гусар?

Сани и впрямь стояли невдалеке, у военных складов… тех самых, где ушлая саамская колдунья чуть было не отравила господ офицеров шампанским, точнее говоря, подсыпанным в бутылки ядом. Ах, Тарья, Тарья… Сбежала тогда. Так и не поговорили толком. Обещала письмо написать… да где оно, то письмо? Ага, напишет она, как же! Дожидайся, жди…

Кучер оказался Давыдову не знаком, впрочем, это было неважно. Уже часа в два пополудни хозяйка и гость уселись за обеденный стол. Все тот же мальчишка слуга Матиас (о, тот еще фрукт!) ловко сервировал стол, разливая по тарелкам наваристый финский суп из форели. Он же разлил и шампанское…

Денис и Матильда чокнулись… посмотрели друг другу в глаза… И больше ничего говорить уже было не надо! Что зря болтать, когда все и так ясно без слов?

– Матиас… – поставив наполовину выпитый бокал на стол, баронесса повелительно щелкнула пальцами. – Возьми Конрада и Хейко, да отправляйтесь скорее за елкой. Что это такое – сочельник, а рождественской елки нет!

Естественно, баронесса говорила со слугою по-фински… но гусар уже кое-что понимал.

– Госпожа! – Матиас выпятил грудь. – Arvoisa, olemme tutkineet jälkeen hyvä kuusen ympärillä. Voi käsitellä sitä nopeasti![8]

– Voi, ei, ei! Ota aikaa. Tässä on rahat. Mene matkalla pubiin juomaan[9].

С этим словами Матильда протянула слуге несколько серебряных монет и, выпроводив парня за дверь, пояснила:

– Они срубят елку и заедут в трактир. Пусть выпьют за мое здоровье… У нас есть часа два…

Дальше можно было не продолжать. Баронесса и не продолжала. Просто встала со стула, потянулась, сбросив на кушетку накинутую на плечи шаль. Модное голубое платье ее, пошитое из тончайшего батиста, как тогда говорили «dans le style antique», имело обширнейшее декольте и коротенькие – фонарями – рукавчики, почти полностью обнажавшие руки.

Заглянув в окно, Денис подошел к женщине сзади, обнял, поцеловал в шейку… и осторожно спустил платье с плеч… Очень хорошее платье… очень быстро снималось… соскользнуло буквально в один миг, явив восторженному взору гусара поистине греческую фигуру!

Подхватив нагую красавицу на руки, молодой человек закружил ее, положил на кушетку, и, опустившись на колени, принялся покрывать поцелуями изысканно-белое тело…

К возвращению слуг гость и хозяйка вполне прилично сидели себе за столом и пили шампанское.

– Meillä toi joulukuusi! – войдя, снял шапку Матиас.

Красавица улыбнулась:

– Они привезли елку. Думаю, мы поставим ее здесь. Tuoda. Tänne laittaa!

За всеми хлопотами не заметили, как стемнело. Впрочем, в Финляндии в это время года темнело быстро, почти и дня-то не было. Как и в Санкт-Петербурге. Там, где летом белые ночи, зимой – черные дни.

Денис Васильевич счел не совсем приличным оставаться на ночь. Слуги всенепременно растрезвонили бы, а баронесса Матильда все же была солидной замужней дамой. Которую вовсе не стоило компрометировать – Давыдов все же был человеком чести! А посему откланялся.

– Конрад довезет вас до Хаминго, – красавица улыбнулась на прощание. – Эй, Конрад…

Выйдя на крыльцо, гость чуть задержался, дожидаясь, пока подадут сани. Посмотрел на звездное небо, на месяц, зацепившийся за сумрачные вершины сосен, улыбнулся…

– Sinulle kirjeen, Herra, – подойдя сзади, тихо сказал Матиас. – Пис-мо.

– Письмо? – гусар удивился… хотя не совсем. В принципе, он ведь и ждал письма… только вот при чем тут слуга?

Сложенный вчетверо лист желтоватой шведской бумаги, заклеенный похоже, что рыбьим клеем, Дэн распечатал уже в своей комнатенке в Хаминго. Велел Андрюшке-слуге зажечь пару свечей, уселся за стол, сбросив доломан на печку…

«Lupasin kirjoittaa. Halusin sanoa. Kiitos. Tiedän, velho, Croato vie sielusi. Mutta et ole kuollut. Niin, sinulla on kaksi sielua. Nyt siellä oli yksi. Et ole sinä. Et ole täältä. En tiennyt sitä ennen. Mutta hän ei. Nyt – uskoa…»

Увидев финские слова, гусар растерянно потянулся к трубке. Раскурив и выпустив в низкий потолок клубы табачного дыма, снова подозвал слугу:

– А ну, Андрей Батькович, сбегай-ка за толмачом. Поди не спит еще. Скажи, чтоб шел сей же час.

– Ага, батюшка! Все сделаю, не сомневайся. Толмача враз сыщу.

– Ну, ступай, ступай. Всем бы такого слугу, да.

Толмач явился минут через пять и перевел быстро – да и что тут было переводить-то? Денис же все записал в заветную свою, «поэтическую», тетрадочку. На всякий случай. Чтоб потом перечитать, поразмыслить. Вот что вышло.

«Я обещала написать, – выводила Тарья старательным девичьим почерком, как пишут те, кто недавно научился письму. – Я хотела сказать. Спасибо. Я знаю – колдун Кройто забрал твою душу. Но ты не умер. Значит, у тебя две души. Теперь осталась одна. Ты – не ты. Ты – не отсюда. Я знала это и раньше. Но не верила. Теперь – верю… Мы с тобой встретимся еще. Я знаю».

«Знает она, – посасывая кончик трубки, задумался Дэн. – Две души, говорит, было. Теперь – одна. Выходит, тот колдун, Кройто, забрал-таки душу гусара! Ну, это я и без Тарьи знал… догадался как-то. Хорошо хоть не полностью душу забрал, хоть что-то осталось. А-то как бы я нынче на коне скакал да махал саблей? Конечно, научился бы… Но это же – время, время… Эх! Не то написала колдунья. Вовсе не того я от нее ждал. Ждал, что подскажет – как выбраться? Как вернуться? Туда, к себе… Впрочем, и здесь уже привык, несмотря на то что война. Так ведь почти четыре года прошло… да, четыре. За это время к чему хочешь привыкнуть можно. Получается, и здесь уже – «у себя». И… там… в академии… там таких друзей не было! Таких вот, как здесь! Лешка Бурцов, Кульнев, Тошка, да множество… Еще Костя Культяков… Ах, Костя, Костя… Царствие тебе Небесное! Друзья… есть ли что-либо приятнее сердцу? Ну, окромя родителей… Родители… Родители гусара, похоже, живы еще. Еще придется их навещать… и как тогда? А, увидим…»