Путь Кассандры, или Приключения с макаронами - Юлия Вознесенская

Я пошла к выходу, и тут обратила внимание на столик возле входа, за которым всегда сидела мать Фаина и раздавала свечи. Я заглянула в ее уголок. На столе было пусто, стояла только стеклянная коробочка, в которой у матери Фаины прежде лежали крестики, но и она была пуста, только один забытый крестик лежал на дне. Спичек тут нигде не было. Но зато под столом я увидела большую картонную коробку со свечами; коробка была точно такая же, в каких мы привезли макароны. Ну вот и хорошо, на сегодня проблема решена. Я набрала свечей и расставила их по подсвечникам. В храме стало гораздо веселее. Тогда я вышла и на радостях устроила хороший перезвон.

А потом мне надо было еще пройти по кельям и везде зажечь свечи, чтобы монастырь вновь принял обитаемый вид. Я взяла охапку свечей, зажгла одну из них и пошла исполнять свое послушание. Жутковато было заглядывать в темные кельи с одной свечкой в руке. Я то и дело натыкалась на кресла, в которых монахини отдыхали вместо сна, и отбила себе все коленки. Только теперь я поняла, какая же теснотища была у них в кельях! А мне надо было в каждой келье отыскать подсвечник, чтобы вставить в него новую свечу и зажечь. Все подсвечники я решила переставить на подоконники, чтобы в следующий раз их не разыскивать, а также для убедительности иллюминации.

Когда я обошла кельи и везде зажгла свечи, я спустилась вниз, вышла из «башни» и оглядела свою работу: во всех окнах светились маленькие огоньки. Мне даже показалось на миг, что никто из обители никуда не уходил – что и требовалось. Но только я успела полюбоваться на свою работу, как, оглянувшись на храм, обнаружила, что цветные прямоугольники витражей начали тускнеть. Я бросилась туда и увидела, что пока я ходила по кельям, многие свечи на подсвечниках догорели до конца и потухли. Я зажгла новые, а потом вышла, воткнула горящую свечу в землю возле стены храма, нашла веревку колокола и опять немного позвонила. Теперь, подумалось мне, надо бы пойти в свою комнату и прилечь на часок. Как бы не так! Когда я уже направилась к дому для паломников, я увидела, что в окне матушкиной кельи, где я зажгла первую свечу, света уже нет. Я опрометью бросилась туда.

До глубокой ночи я так и ходила от «башни» к храму, зажигала свечи и звонила в колокол. В суете я даже перестала бояться темноты и свои пробежки стала совершать без свечи в руках, чтобы экономить время. Когда, по моему представлению, должна была кончиться служба в храме, я оставила свечи догорать на подсвечниках и закрыла за собой церковную дверь. Уф-ф… Завтра надо будет все организовать потолковей, а сейчас – спать, спать, спать… Я зажгла в кельях последние на сегодня свечи и ушла в свой домик, а там просто рухнула на постель. Засыпая, я успела над собой посмеяться: я-то думала, что мне одной в обители будет нечего делать, а мне, похоже, и скучать будет некогда!

Утром, позавтракав двумя яблоками – больше я уже не могла съесть, потому что сразу начало ломить Зубы, я вдруг вспомнила, что одно помещение в обители осталось у меня не осмотренными – квартира дяди Леши и Лары. Она была в той же пристройке, что и гараж. Я сразу направилась туда.

Дверь в квартиру была не заперта. Я вошла и сразу поняла, что вчера мне именно отсюда и надо было начинать свою отшельническую жизнь. В первой комнате стоял стол весь уставленный банками, коробками и мешочками, а сверху лежало письмо, начинавшееся слонами «Дорогая Саня!». Только взяв его в руки, я вспомнила, что ведь дядя Леша, прощаясь, говорил мне, чтобы я жила в их квартире. В письме было сказано, что продукты оставлены для меня, а также перечислено, что именно оставлено. На столе была крупа нескольких сортов, сухари, немного сахара, бутылка оливкового масла, травяной чай, две банки варенья, соль и почти полная двухлитровая банка соленых огурчиков – последний привет от матери Алонии. А может, это сама Лара солила, ведь она часто готовила для дяди Леши, «чтобы не разучиться», как она говорила. Ничего, по вкусу я быстро определю, чьи тут огурчики! В пластиковом пакете я обнаружила несколько копченых рыбин, а еще на столе лежала связка сушеной рыбы. В углу комнаты стояло ведро с картошкой и корзина с капустой, морковкой и свеклой. И, конечно же, среди припасов па столе нашлась большая коробка спичек. Но больше всего меня обрадовала банка с надписью «кофе».

Я решила все припасы перетащить на кухню и справилась с этим в полчаса. Потом я принесла охапку дров и, слегка помучившись, растопила кухонную плиту. Сразу стало тепло и весело. Я сварила большую кастрюлю картошки прямо в кожуре и с огромным наслаждением ела ее с копченой рыбой. Тотчас у дверей раздалось дружное мяуканье. Учуяли! Пришлось и кошкам уделить часть картошки и рыбы. Потом я сварила себе кофе, который оказался, как и следовало ожидать, самодельным, но запах имел приятный и, главное, здорово бодрил.

Повеселев и преисполнившись энтузиазма, я принялась за работу. Я обшарила свечную и нашла в шкафах огромный запас свечей: уж на две педели мне их должно было хватить с избытком! Я сразу же отнесла несколько ящиков в церковь. В одном шкафу я обнаружила большой картонный ящик, на котором сбоку было написано «архиерейские», – в нем оказались свечи длиной с мою руку. Я мигом сообразила, что эти свечи могут гореть целый вечер и вот их-то и надо использовать в кельях сестер, тогда мне придется следить только за свечами в храме. Я разделила их на число келий, и у меня получилось по шестнадцать свечей на келью – хватит с избытком! Потом я стала разносить их по кельям. При дневном свете обнаружилось, что только часть кресел, в которых отдыхали сестры, были настоящими мягкими креслами – старинными и просто очень старыми. Остальные были сделаны недавно и в стиле «дядя Леша»: из старых раскладушек, не очищенных от коры обрезков тонких стволов, веревок и старых одеял. Сидеть в них еще было можно, но спать… Я всю эту «мебель» отодвинула к стенам, освободив в каждой келье проход от двери к окну.

Таким образом, второй день в обители у меня ушел на то, чтобы обеспечить себе на оставшиеся две недели более менее беззаботную жизнь. И в самом деле, следующие дни я провела как на каникулах.

С утра я шла на кухню и растапливала плиту, пила кофе анонимного происхождения и съедала остатки вчерашней еды. Подложив в плиту побольше дров, чтобы она не прогорела до обеда, я брала в гараже удочки и отправлялась на рыбалку. Дальше пруда я в парк не заходила – побаивалась. Со мной на рыбалку, как на службу, ходили все монастырские кошки. Чистить рыбу, потрошить ее, как это делал на моих глазах живодёр дядя Леша, я не умела и не собиралась учиться, поэтому улов доставался кошкам, а мне – только удовольствие. В благодарность кошки приносили мне часть своей добычи: по утрам я находила у дверей домика то мышку, то птичку. Проявив любезность и видя, что подарки остаются не съеденными, они свои подношения незаметно уносили и, видимо, съедали сами. Я не была в претензии.

Где-то в середине дня я возвращалась на кухню и начинала готовить себе обед. Не так уж нужен был мне горячий обед, как отвлекали хлопоты по его приготовлению: они занимали у меня еще несколько часов, не давая скучать и грустить. А когда я, отобедав и накормив кошек супом с кусочками сухой рыбы, заканчивала мытье посуды, уже пора было готовиться к «вечерней службе» – расставлять свечи в храме и звонить в колокол.