Речные заводи. Том 2 - Ши Найань

и выпить с ним вина, – сказал Ян Сюн. – Ты бы приготовила угощение да пригласила его.

Жена сидела около кровати на табуретке. Она ничего не ответила. Из глаз ее полились слезы, и она тяжело вздохнула.

– Жена! – воскликнул Ян Сюн. – А я ничем не обидел тебя, когда вернулся домой пьяный? Чем это ты так расстроена?

Но женщина, закрыв заплаканные глаза рукой, молчала. Ян Сюн спросил о том же еще несколько раз, но она не открывала лица, притворяясь, что плачет. Тогда Ян Сюн схватил ее и бросил на постель, требуя, чтобы она сказала, чем расстроена. И женщина, заливаясь слезами, заговорила:

– Мой отец и мать, отдавая меня в первый раз замуж за писаря Вана, думали, что это на всю жизнь. Никто не знал, что он покинет меня на полпути! Теперь же, выдав меня за такого доблестного героя, как ты, родители считали, что пристроили дочь к хорошему человеку. Но кто же мог подумать, что ты не будешь заботиться обо мне?

– Это еще что такое? Кто посмел тебя обидеть? И как это я не забочусь о тебе? – удивился Ян Сюн.

– Сначала я не хотела говорить тебе, – продолжала женщина. – Боялась, как бы он не причинил тебе вреда. А потом уж решила рассказать, но испугалась, что ты сильно разгневаешься.

– Говори, в чем дело? – приказал Ян Сюн.

– Я все расскажу, только ты не очень расстраивайся, – просила жена. – Когда ты побратался с Ши Сю и привел его к нам в дом, вначале все было хорошо. Но потом он стал показывать свои когти. Всякий раз, когда ты оставался на ночное дежурство, он при встрече со мной говорил: «А старший брат опять не ночует дома. Вам, невестка, одной-то спать, наверно, скучно». Я не обращала на него внимания, хотя это повторялось не один раз. Можно было бы и не говорить об этом, но вот вчера утром, когда я на кухне мыла шею, этот мерзавец подкрался сзади и, пользуясь тем, что там никого больше не было, протянул руку и, щупая меня за груди, сказал: «Невестка, а ты не затяжелела?» Я ударила его по руке и хотела было закричать, но потом побоялась, что услышат соседи и это будет позором для тебя. Я не могла дождаться, пока ты вернешься домой, но ты пришел пьяный, и я не решилась заговорить с тобой. Я так ненавижу Ши Сю, что готова разорвать его, а ты еще заботишься о нем!

Услышав это, Ян Сюн пришел в ярость.

– Правильно говорится, что на картине можно изобразить шкуру тигра, но не нарисуешь его костей, а, глядя на лицо человека, не знаешь, чем полна его душа. Этот мерзавец Ши Сю пришел ко мне, да еще понапрасну оклеветал монаха Пэй Жу-хая! Я сразу понял, что он чем-то расстроен. А ведь уговорил же меня! Ловкий мерзавец! Но он мне не родной брат, выгоню его, и дело с концом!

На рассвете Ян Сюн сошел вниз и сказал старому Паню:

– Засоли забитых свиней впрок! Больше торговать не будем.

И он тут же разломал все столы и прилавки, на которых продавалось мясо.

Когда Ши Сю вынес мясо в лавку и открыл двери, то увидел, что все столы и прилавки разломаны. Тут Ши Сю – человек очень умный, сразу догадался, в чем дело, и, смеясь, сказал себе: «Ладно, – пусть будет так! Наверно, Ян Сюн после выпивки проболтался, а его бабенка что-нибудь придумала и заставила его разорить лавку. Конечно, она наговорила ему, что я вел себя непристойно, и если я сейчас начну с ней спорить, то поставлю Ян Сюна в глупое положение. Уж лучше подожду, а там еще что-нибудь придумаю».

Ши Сю вошел в помещение и собрал свои пожитки. А Ян Сюн, боясь, что Ши Сю будет стыдно встретиться с ним, заранее ушел из дому. Затем Ши Сю взял свой узел, привесил к поясу острый кинжал и зашел проститься к старому Паню.

– Я слишком зажился у вас и доставил вам много хлопот, – сказал он. – И раз уж мой старший брат закрыл лавку, то я пойду дальше своей дорогой. Вот все счета, они в полном порядке, и ни один медяк не ушел на сторону. Если я допустил хоть какую-нибудь нечестность, пусть небо и земля покарают меня.

Зять успел предупредить старого Паня, и тот не решился задерживать Ши Сю. А Ши Сю, уйдя из дому, отыскал в одном из соседних проулков постоялый двор и поселился там.

Обдумывая все происшедшее, Ши Сю говорил себе: «Ян Сюн побратался со мной, и если я не выведу обманщицу на чистую воду, то зря погублю его жизнь. На этот раз он поверил словам жены и в душе возненавидел меня, но все же я не могу покинуть его. Надо будет разузнать, когда он дежурит в тюрьме, и в ту же ночь он обо всем узнает».

Пожив на постоялом дворе дня два, Ши Сю отправился на разведку к дому Ян Сюна. Там он увидел, как слуга вынес постель, и подумал: «Значит, сегодня Ян Сюн дежурит. Ну что же, прид ется мне сегодня немного потрудиться, а там увидим, что будет».

Вернувшись на постоялый двор, Ши Сю лег спать. Встал он во время четвертой стражи, привесил на пояс острый кинжал и, потихоньку открыв ворота, зашагал прямо по переулку, который вел к задним воротам дома Ян Сюна. Притаившись в темноте, он ждал наступления пятой стражи и вскоре увидел даоса с деревянной колотушкой, который шел, посматривая по сторонам.

Незаметно выскользнув из своего убежища позади даоса, Ши Сю одной рукой схватил его, а другой приставил к горлу кинжал и угрожающе прошептал:

– Не вздумай шуметь! Закричишь – убью! Говори начистоту, зачем монах Пэй Жу-хай заставил тебя приходить сюда?

– Добрый удалец! – взмолился даос. – Пощади меня, и я все расскажу!

– Говори скорее! Тогда я не убью тебя! – отвечал Ши Сю.

– Монах Пэй Жу-хай вступил в любовную связь с дочерью старого Паня, – сказал монах. – Он по ночам приходит сюда, а меня заставляет следить за задними воротами. Когда там выставляют столик для возжигания благовоний, это значит: «Милости просим». Во время пятой стражи я должен будить его стуком в колотушку и призывом на утреннюю молитву. Это сигнал «пора уходить».

– Где же он сейчас? – спросил Ши Сю.

– Да все еще спит у нее в доме. А вот я начну бить в колотушку и подыму шум, тогда он и выйдет, – отвечал даос.

– Одолжи-ка