Прокурор для Лютого - Федор Бутырский

— А в РУОП как попал? Или кто, говоришь, тебя взял там?

— Они коттоновского водилу пасли — вроде бы, в розыске тот. Мы в тачке сидели — ну, псы налетели, нас похватали и… к себе повезли. Нас с Коттоном допросили и выпустили, а того оставили.

— А глазом на кого наделся?

— Да прессанули немного, — тяжело вздохнул рассказчик.

Митрофанов запнулся, поправил пластырь и словно бы отъехал в другое измерение.

Внешне все это выглядело весьма правдоподобно, но Сухой решил на всякий случай проверить. Взял со стола сотовый телефон, набрал какой-то московский номер и, дождавшись, когда с той стороны возьмут трубку, бросил, даже не приветствуя абонента:

— Так, это я. Надо пробить такую вещь… В РУОП забирали двоих — Митрофанова и Найденко? — обернувшись к Заводному и легонько ткнув его в плечо, он спросил: — Когда это было?

— Три дня назад, — произнес тот будто бы чужим голосом.

— Три дня назад… Что значит, какого числа? Сам и посчитай — за что я тебе лавье отстегиваю. До того как генералом стать, небось, в школе учился. Сколько тебе времени нужно, чтоб это проверить? Всего? Ну, давай, давай… Звякнешь.

Невидимый, но, судя по всему очень влиятельный человек, несомненно — из правоохранительных органов, побеспокоил авторитета своим звонком через двадцать минут: столько времени заняло у него наведение справок.

Да, все сходилось — по документам РУОП, граждане Митрофанов и Найденко действительно задерживались, но вскоре были отпущены за отсутствием улик. А вот хозяин автомобиля, в котором находился гражданин Найденко, водворен в следственный изолятор.

(Лютый, тщательно готовивший легенду Заводного, позаботился о том, чтобы несуществующие подробности были документально зафиксированы.)

— Поня-ятно… — Сухарев положил трубку и задумался; глубокая продольная морщина перерезала его лоб.

Он размышлял долго — минут десять, не обращая внимания на недавнего собеседника. Привычно вертел на пальце золотой перстень, пучил в пространство рачьи глазки…

— Зама-анчиво…

— Что? — не понял Митрофанов.

— Да это я так…

Наконец, взяв трубку сотового телефона, решительно вдавил кнопки.

— Алло, Штука? Сейчас же все бросай, чтобы через два часа был тут. Возьми с собой две машины с пацанами, дело очень серьезное. Да. Сейчас два часа — чтобы к четырем часам тут был.

До предполагаемой встречи с Алексеем Николаевичем Найденко оставалось ровно пять часов…

Лес, начинавшийся сразу же на краю городка, был полон июльским солнцем — ярким, но каким-то прозрачным. Иногда с верхушек осин и берез падали мелкие желтые листочки, вестники скорой осени.

Лютому было не до красот природы — сидя в салоне автомобиля, он слушал разговор Сухарева с Заводным, боясь пропустить хотя бы одно слово. У Митрофанова было два скрытых микрофончика: один, вшитый за ухом, работал на прием, а другой, замаскированный под пуговицу — на воспроизведение. Это-то и позволяло корректировать слова Заводного — подсказывать, поправлять…

Поправив наушники, Лютый услышал знакомый голос — наглый, с хозяйскими интонациями:

«Сам сюда прикатит?»

«Да». — Заводной говорил односложными, рублеными фразами.

«Один?»

«Этого он не говорил… Говорил лишь то, что хочет переговорить с тобой с глазу на глаз. Тогда и решит — согласиться на твои условия или нет».

Недавний узник «Матросской тишины» говорил складно и вроде бы убедительно — Нечаев почти не подсказывал ему, хотя микрофон для корректировки, прикрепленный к наушникам, был включен.

Лютый и сам не до конца верил в успех: слишком уж недоверчивым был босс самой крутой московской группировки.

Максим успокоился лишь тогда, когда в наушниках прохрипел до омерзения узнаваемый голос:

«Алло, Штука? Сейчас же все бросай, чтобы через два часа был тут. Возьми с собой две машины с пацанами, дело очень серьезное. Да. Сейчас два часа — чтобы к четырем часам тут был».

— Купился-таки… — довольно пробормотал Нечаев, сдирая с головы наушники, и понял отчетливо: теперь все зависело только от него самого…

Взвесив все «за» и «против», Сухарев принял предложение. Впрочем, на шоссе, в нескольких сотнях метрах от места встречи, дежурило на скоростной машине первое звено его «быков» — оно перерезало проезд в сторону столицы. Другое, на такой же машине, отрезало возможное бегство противника в сторону Калуги. Так что и за свою безопасность, и за возможные последствия «терки» с глазу на глаз можно было не беспокоится. Согласится — хорошо, не согласится — еще лучше. Силком возьмут…

Синий «понтиак», сверкнув в лучах заходящего солнца хромированными деталями, остановился на обочине. Сухой, выйдя из машины, осмотрелся — из лесу уже выезжала черная БМВ (Митрофанов передал, что старик появится лишь тогда, когда убедится, что тот прибыл один). Стекла «бимера» были тонированы и потому разобрать, кто сидел за рулем, сколько человек приехало в машине и вообще — тут ли Коттон, было невозможно.

Напустив на себя вид человека, оторвавшегося от важного дела ради пустяков, как и положено авторитету его калибра, Сухарев шагнул вперед. «Бимер» остановился, не доезжая до его машины метров десять и два раза коротко мигнул фарами — мол, подойди поближе.

Сухой смело пошел навстречу — сквозь лобовое стекло он заметил водителя; лицо его показалось знакомым, но владелец «понтиака» даже не задумался — где он мог видеть этого человека…

Чего ему тут, в собственной вотчине, опасаться?!

Однако дальнейшие события показали, что опасаться, несмотря на все принятые меры предосторожности, все-таки следовало: едва авторитет поровнялся с водительской дверкой, та резко открылась — несмотря на свое дородство, Сухарев потерял равновесие, вмиг оказавшись на пыльной обочине. Спустя несколько секунд водитель уже крутил ему руки, а еще через мгновение на широких запястьях авторитета щелкнули наручники.

Как ни странно, но Сухой даже не успел удивиться — когда водитель БМВ перевернул его на спину, он лишь произнес:

— Ну, ты себя приговорил… — однако узнав Лютого, того самого оперативника из расформированного «13 отдела», посмотрел на него немного оторопело.

А Лютый уже тащил упиравшегося Сухого в салон.

— Почему это приговорил? — спросил он деловито, доставая из-под сидения прозрачный двухлитровый баллон из-под кока-колы; в нем бултыхалась какая-то розоватая жидкость.

— Шоссе блокировано, зяблик… Да мои пацаны тебя в клочья порвут. И твоего Коттона — тоже. Подставу придумали… Ну, придурки!

Почему-то Сухарев решил, что этот странный тип — то ли из «конторы», то ли не из «конторы» связан с вором в законе.

— Коттон такой же мой, как и твой, — спокойно парировал Лютый. — Ты, Сухой, ошибся. Наверное, на солнце перегрелся. На вот, хлебни, остудись…