Цветы на чердаке - Вирджиния Клео Эндрюс

Она словно опустилась до нашего уровня, плача и уткнувшись в подушку, совсем как я несколько лет назад и как Кэрри только сегодня утром.

И тотчас помимо своей воли мы с Крисом были поражены раскаянием и жалостью. Все, что она говорила, было чистой правдой. Конечно же, именно она — тот единственный человек, который любит нас и заботится о нас, и в ней наше спасение, и наша жизнь, и наше будущее, и наши мечты.

Мы подбежали к ней, Крис и я, и обняли изо всех сил, умоляя о прощении. Близнецы не произнесли ни слова, только смотрели.

— Мама, ну пожалуйста, не плачь! Мы не хотели обидеть тебя! Нам только жаль, честное слово! Мы останемся. Мы верим тебе. Наш дед уже почти что умер, ведь должен же он когда-нибудь умереть, правда?

Но она рыдала и рыдала так безутешно!

— Поговори с нами, мама, ну пожалуйста! Расскажи нам твои добрые вести. Мы все хотим знать, хотим порадоваться вместе с тобой. Мы наговорили тебе всякой всячины потому, что ты покинула нас и не сказала зачем. Мама, ну пожалуйста, пожалуйста, мама.

Наши просьбы, наши мольбы и слезы наконец тронули ее. Кое-как она села и промокнула глаза белым льняным носовым платочком, обшитым по краям пятью дюймами прекрасных кружев и с монограммой буквы «С».

Она оттолкнула Криса и меня, отстранила наши руки, едва касаясь, словно они жгли ее, и встала на ноги.

Теперь она избегала смотреть нам в глаза, в наши умоляющие, взывающие о помощи, заискивающие глаза.

— Откройте эти подарки, которые я выбирала с такой любовью, — сказала она холодно, но в голосе все еще слышались подавленные рыдания. — А потом скажите, думаю я о вас, люблю вас или нет. Скажите мне потом, что мне наплевать на ваши нужды и интересы, что я не стремлюсь удовлетворить малейшую вашу прихоть. Скажите мне тогда, что я думаю только о себе и не забочусь о вас.

На ее щеках остались темные подтеки размазанной косметики. С губ стерлась яркая губная помада. Волосы, обычно уложенные аккуратной шапкой, были растрепаны в полнейшем беспорядке. Она явилась к нам в комнату как некое видение совершенства, теперь же она скорее напоминала сломанный манекен.

Но почему мне все время казалось, что она только актриса, играющая роль, которая ее стоила? Она смотрела на Криса, не обращая ни малейшего внимания на меня. А близнецы — да они могли бы с таким же успехом находиться в Тимбукту, так мало ее волновало их благополучие и чувства.

— Скоро твой день рождения, Кристофер, и я заказала тебе новый комплект энциклопедии, — она перевела дыхание, все еще легко касаясь своего лица и стараясь стереть пятна косметики. — Именно такой комплект ты всегда хотел — просто уникальный, отлично изданный, в переплете из настоящей красной кожи, с золотым тиснением 24-й пробы и с обложкой в полдюйма толщиной. Я пошла прямо в издательство и заказала его специально для тебя. Они внесли в список твое имя и дату, но они пришлют ее не сюда, а то увидит кто-нибудь.

Она сглотнула с видимым усилием и убрала свой нарядный носовой платок.

— Я столько думала, какой подарок тебе понравится, ведь я всегда дарю тебе что-нибудь, что пригодится для твоего образования.

Кажется, Крис был ошарашен. Игра противоречивых чувств на его лице отразилась в его взгляде — смущенном, растерянном, изумленном и похоже беспомощном. Боже, как же он любил ее, даже после всего, что она сделала.

Я была настроена решительно и определенно. Я пылала гневом. Теперь она вытащила на свет Божий эту уникальную, кожаную энциклопедию, отделанную золотом, которое годилось бы кому-нибудь на зубы! Такие книги, должно быть, стоят больше тысячи долларов, может быть, две или три тысячи! Почему же она не отложила эти деньги, чтобы забрать нас отсюда? Я хотела завопить, как Кэрри, от такой несправедливости, но тут увидела, что в голубых глазах Криса что-то потухло, и это заткнуло мне рот. Он всегда мечтал о такой уникальной энциклопедии в красной кожаной обложке. И она уже ее заказала, а деньги сейчас для нее ничего не значат, ведь дед и правда может умереть не сегодня —завтра, а значит, ей не надо будет ни платить за квартиру, ни покупать дом.

Она почувствовала, что я сомневаюсь. Мама подняла голову высоко, как королева и направилась к двери. Мы еще не открыли свои подарки, но она не осталась посмотреть, понравятся ли они нам. Я ненавидела ее, но почему же тогда вся моя душа исходила слезами? Я больше не любила ее… нет, не любила.

Когда она подошла к двери и открыла ее, то сказала.

— Когда вы подумаете и поймете, какую боль вы причинили мне сегодня, когда вы будете снова относиться ко мне с любовью и уважением, вот тогда я приду. Не раньше.

Итак, она пришла.

Итак, она ушла.

Итак, она была способна прийти и уйти вновь, даже но дотронувшись до Кори и Кэрри, не поцеловав их, не поговорив с ними, едва взглянув на них.

Я знала, почему она не могла смотреть на них, не могла видеть во что обошлась близнецам ее погоня за богатством.

Они соскочили со стола и подбежали ко мне, цепляясь за мои юбки и заглядывая мне в лицо. Их маленькие личики выражали тревогу, и они внимательно вглядывались в мое лицо, если я счастлива, то значит, и они могут быть счастливы тоже. Я встала на колени, расточая им ласки и поцелуи, чего не удосужилась сделать она, или она просто не могла ласкать того, кого так обездолила.

— Мы, наверное, выглядим смешно? — спросила Кэрри обеспокоенно, а ее ручки щипали меня.

— Нет, конечно же, нет. Вы с Кори просто немного бледные, вы ведь так долго без свежего воздуха.

— Мы сильно выросли?

— Да, да, конечно. — Я улыбнулась, скрывая свою ложь.

Притворясь веселой, с этой фальшивой улыбкой на лице, которую я надела на себя, как маску, я села на пол с близнецами и Крисом, и мы все четверо принялись разворачивать наши подарки, как будто в Рождество. Все было так красиво завернуто в дорогую бумагу или в золотую и серебряную фольгу и перевязано огромными шелковыми бантами всех цветов. Разрывая бумагу, развязывая банты и ленты, открывая крышки коробок, вытаскивая изнутри ткани… мы увидели чудесные наряды для каждого из нас. Глядите, новые книжки, ура! Посмотрите, новые игрушки, игры, головоломки, ура! Это мне, о, а это мне, вот эта большая —пребольшая коробка сладостей из кленового сахара, они сделаны точно по форме листьев! Здесь перед нами была представлена воочию ее забота о нас. Должна признать, она знала нас хорошо, наши вкусы, наши хобби — все, кроме наших размеров. Этими подарками она расплатилась с нами за все эти долгие, вычеркнутые из жизни месяцы, когда мы были оставлены на попечение злобной бабушки, которая куда охотнее увидела бы нас мертвыми и похороненными. И она знала, какая у нее мать — знала! Этими играми и головоломками она хотела откупиться от нас, выпросить наше прощение, потому что в глубине сердца она понимала, какое ужасное дело творит.

Этим кленовым сахаром она надеялась извлечь горечь одиночества из наших ртов, сердец и голов. Очевидно, в ее представлении мы все еще были глупые дети, хотя Крису уже пора бриться, а мне носить лифчик… все еще дети… и она всегда будет считать нас детьми, это ясно хотя бы по обложкам книг, которые она нам принесла. «Гномы». Да я читала это сто лет тому назад. Сказки братьев Гримм и Ганса Христиана Андерсена — мы знаем их наизусть. А это что? Опять Джейн Эйр? Хоть бы записывала, что ли, какие книги у нас есть, и что мы уже прочитали.