Великое зло - М. Дж. Роуз

Жас заглянула в библиотеку. Уютно потрескивали дрова в очаге. Тео сидел рядом с камином, поглощенный чтением, и поначалу не заметил ее прихода.

– Привет, – неуверенно произнесла она, не желая разрушать его сосредоточенность.

Но он подпрыгнул от неожиданности.

– Прости. Я тебя напугала?

– Да нет, всё в порядке. Садись. Я рад, что ты пришла. Я даже подумывал о том, чтобы тебя разбудить, но не решился.

Жас взглянула на томик в его руке. Найденный ими в пещере дневник Виктора Гюго.

– Не спится. Столько всего…

– Ты веришь тому, что сказала Минерва? Ты позвонила Малахаю? Ты вправду считаешь, что видела мои воспоминания?

– Не знаю. Но судя по всему, Малахай верит.

– Не понимаю.

Она пожала плечами.

– Жас, ты сильно испугалась?

– Надо полагать. А ты?

– А я – нет. Но в воспоминания проваливался не я.

Тео взял ее за руку и, согревая, притянул к себе. В этом жесте не было страсти, только забота.

Жас пожаловалась:

– Не знаю, что и думать.

– И я.

Радуясь, что можно отвлечься от собственных мыслей, она кивнула на дневник.

– Как успехи?

– Не очень. У меня кошмарный французский.

– И что он пишет?

Тео раздраженно признался:

– Все очень странно, я и вообразить не мог, насколько. Попробуешь прочесть сама? Возможно, я просто не понял. Я почти надеюсь, что не понял.

– Что ты имеешь в виду?

– Вот.

Он раскрыл небольшой тонкий томик. В пещере Жас едва успела бросить на находку взгляд. Вечером, в гостиной, ее отвлекла Минерва. Сейчас она держала дневник в третий раз.

Томик был переплетен в темно-коричневую, хорошо сохранившуюся кожу. Каждая из двадцати пяти страниц по краю имела золотое тиснение, кое-где уже стершееся. Жас вдохнула запах моря и плесени – и необычный прекрасный аромат.

На титульном листе стояла дата: декабрь тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. Почти сто шестьдесят лет назад… Интересно, искала ли Фантин этот дневник? Бродила ли в поисках по берегу? Что было дальше? Нашла, прочитала и вернула на место? Или этих страниц не касался никто, кроме Гюго?

Жас откинулась в кресле. Сидеть здесь было уютно и спокойно, библиотека дарила ложное чувство защищенности. Твоей безопасности ничего не угрожает, все беды остались за порогом. Можно удобно устроиться и слушать тихую классическую музыку. Но взгляд уперся в написанные строки, и спокойствие разлетелось вдребезги.

Жас начала читать вслух, сразу переводя с французского:

Каждая история начинается с холодка предвкушения. Цель так желанна, так ясна; нам сияет путеводная звезда, и мы стремимся вперед, не испытывая боязни. Не всегда понимая, что главное – путь, который нам суждено одолеть. И только одолевая его, мы обретаем себя.

Эта удивительная история началась у моря. Его звуки и запахи были знаками препинания, а колебания стихии – глаголами. Я пишу, а волны гневно бьются о скалы, и когда вода отступает, камень как будто плачет. Словно природа старается выразить то, что у меня на сердце. То, что мне не по силам высказать вслух; то, что я могу доверить лишь бумаге, только здесь, в этом сокровенном месте, только для тебя, Фантин…

19 сентября 1855 года.

Джерси, Нормандские острова, Великобритания

Ведя записи о своих встречах с Призраком Гробницы, я более всего опасаюсь, что найдется безумец, который решится воспользоваться открывшимся в потусторонний мир проходом во имя нечестивых целей. Но могу ли я этому помешать? Ведь у меня все вышло ненамеренно. Он являлся посредством спиритических сеансов, а их методика общеизвестна. Однажды я спросил, как можно его призвать, и он поведал мне о тайных способах древнеегипетских мистических школ и алхимиков средневековой Европы. Я мог бы доверить их бумаге, но не было ли это злой шуткой?

Вот то, что я знаю. Или иначе: знаю ли я что-нибудь? Ведь я не могу наверняка утверждать, что не утратил рассудок. Неужели это я – ненавидящий суеверия и обман, которыми потчует народ Церковь, – неужели я вступил в черную связь с духом? С фантомом, предложившим вернуть мертвеца в обмен на прославление его имени; с призраком, жаждущим, чтобы человечество перестало путать его с Дьяволом. Но разве они не одно и то же?

Вот что было мне поведано.

Время суток – сумерки или вечер.

Место призыва – спиритический стол или берег моря.

За прошедшие два года он являлся нам семь раз во время сеансов и еще семь – около или внутри пещеры с фантастическими рисунками на стенах. Я полагаю, что эта пещера – место его обитания. Я решил назвать ее Логово Люцифера.

А море – это стихия, в которой подобные ему эфемерные сущности чувствуют себя как дома. Однажды он явился мне даже на борту парусника.

Это была предпоследняя наша встреча.

Дело происходило во вторую неделю октября, когда с визитом из Парижа к нам приехали Робер и Полин Сент-Круа. Стояла чудесная погода, и мой сосед, мсье Роуз, предложил нам морскую прогулку на его шлюпе. Моя жена захватила с собой сыр, вино и фрукты. Мы пребывали в прекрасном расположении духа. Небо было безоблачным, а легкий ветерок обещал замечательную прогулку под парусом.

В тот день моя супруга Адель казалась вполне счастливой, что не могло не радовать меня: жизнь на Джерси ей не нравилась. Адель называла здешний уклад провинциальным и не переставала тосковать по Парижу. Я утешал ее: ни один политический режим не длится вечно, и когда-нибудь мы сможем возвратиться в милый нам обоим город. Надежда, что правительство одумается и прекратит обвинять меня в клевете, все еще теплилась во мне.

Отношения между супругами переживают разные времена. Когда экипаж вез нас к причалу, я взглянул на Адель и вспомнил ту юную девушку, в которую когда-то влюбился без памяти и которая с тех пор множество раз преподносила мне сюрпризы. Иногда чудесные, а иногда – разрывающие сердце на части. Если бы она первая не завела любовника, не сбилась с пути, отплатил бы я ей той же монетой? Стал бы тогда изменять жене? Мы никогда этого не узнаем.

Я взял ее за руку.

Она повернула голову и улыбнулась.

– Пожалуй, пора прекратить спиритические сеансы.

Это было сказано милым, озабоченным голосом.

Последнее, что я ожидал услышать.

– Это не по-христиански, – продолжала она.

Робер, который, как я, не признавал Церковь, но верил в Бога, спросил:

– Почему?

– Потому что противоестественно. Самый замысел разговора с умершими казался поначалу чем-то вроде игры. А потом перешел в жуткую одержимость. Наш дом превратился в мавзолей.