Живодер - Джош Рейнольдс

Генетический отец не сильно изменился с тех пор, как они в последний раз виделись.

— То, что я делал, я делал ради блага всех нас. И ты это поймешь, если раскинешь тем, что у тебя теперь там вместо мозгов.

Фулгрим рассмеялся.

— Всегда найдешь чем отговориться, Фабий! — Он повернулся и посмотрел на Мелюзину. Та все это время не двинулась с места. Фабий задался вопросом: причиной тому была нерешительность или желание развлечься? — Видишь? Я же говорил. Даже сейчас он отказывается признать свое участие в происходящем. Он всегда был таким упрямым. — Фулгрим перевел взгляд обратно на Фабия, выдав элегантную ухмылку на слишком идеальном лице: — Не думай о ней плохо, сын мой. Моя… внучка только хотела помочь тебе. Правда, в гневе своем ты этого так и не понял. Подозреваю, это у нас семейное.

Фабий сердито уставился на него:

— Мы не семья! У нас общая генетическая линия, и на этом все. — Он нахмурился. — А сейчас даже и ее нет. Ты всего лишь сон, отец. Тот, от которого скоро пробудится вся галактика. — Он взглянул на Мелюзину: — И ты тоже, дочь моя. Ты превратила свою истину в ложь — и ради чего?

— А разве ложь, сказанная ради сохранения истины, все равно ложь?

Фабий в изумлении всплеснул руками:

— А что же еще, глупое дитя? Ложь есть ложь, какова бы ни была ее цель! — Он ткнул пальцем в Фулгрима. — Это он меня научил. И даже если он забыл об этом сейчас, я по-прежнему придерживаюсь этого правила. — Фабий покачал головой. — Я совершил ошибку, придя сюда. Мне следовало догадаться. С самого начала все это было ловушкой.

— О, Фабий, да брось. Что за самомнение! — Фулгрим протянул руку и сорвал какой-то фрукт с висячей лозы. Откусил кусок, и темный сок побежал у него по подбородку и груди. — Ты никогда и не выбирался из ловушки, парень. В тот самый миг, когда ты ступил на порог храма в Лаэре, ты застрял крепко-накрепко, как и все мы. Конечно, твои желания приняли более извилистую форму, чем я мог предсказать, но результат в итоге тот же самый. Ты такой же раб своих страстей, как любой из твоих братьев.

— И ты тоже раб, отец?

Фулгрим откусил еще кусок, всем своим видом показывая, что наслаждается вкусом.

— Я родился рабом, Фабий. И даже взяв власть на Кемосе, я все равно остался рабом. А потом появился Анафем и обратил все мои достижения в прах. — Он махнул испачканной соком клешней. — Вот и вся наша история. Мы были орудиями, созданными для определенной цели. Мы были не более властны над своей судьбой, чем твои таракашки-пробирочники. Когда я осознал это, то понял, что единственная истинная свобода заключается лишь в том, чтобы самому выбрать себе хозяина.

Фабий отвернулся:

— Я всегда знал, что ты слабак. Да все мы знали, пожалуй. И мы так же виновны в том, что баловали тебя, как сыновья Ангрона — в том, что нянчились с ним. Мы испортили тебя так же, как Пожиратели Миров испортили Красного Ангела. Мы потакали твоим капризам, вместо того чтобы стоять на своем и учить тебя так, как хотел Император.

Фулгрим швырнул огрызок Фабию под ноги.

— Баловали. Так ты это называешь? — Он вскинулся, шурша чешуей. — Ты на каждом шагу меня останавливал, Фабий, даже когда я защищал тебя от грехов прошлого. Только по милости Темных богов ты пережил Великий крестовый поход, а уж о Ереси и вспоминать лучше не стоит. Будь в этой вселенной хоть крупица справедливости, твои кости уже давно покоились бы в мусорной куче.

Фулгрим выбрал себе еще один фрукт.

— Но ты, наоборот, продолжаешь жить. Ты — один из творцов всего, что случилось с нами, и награда тебе — долгая жизнь. Будь благодарен, Фабий. — Он помолчал. — С другой стороны, может, я слишком многого жду. Ты на благодарность не способен.

— Благодарность? Благодарность? — зарычал Фабий. — Если я действительно творец нашего проклятия, то кто дал мне сырье? Кто приказал строить планы, кто дал ход всему, чего я достиг? С моей точки зрения это была твоя работа, отец. Ты требовал от меня больше, чем я мог дать. Ты установил недостижимую планку и обиделся, когда я не смог до нее дотянуться.

Фулгрим пожевал задумчиво, словно осмысливая сказанное.

— А может, ты слишком легко сдался. — Он улыбнулся и откусил еще кусок. — Знаешь, я ведь больше не нуждаюсь в пище. По крайней мере, в ее физическом виде.

— Очаровательно, — холодно произнес Фабий.

— Да, я тоже так подумал. — Фулгрим взглянул на него. — Это одна из многих смертных слабостей, от которых я избавился. Гнев — это вторая. Я сержусь только когда пожелаю сердиться. Или когда мне скучно. — Он подался вперед. — Знаешь, зачем она привела тебя сюда, Фабий? Чтобы защитить.

— Защитить? — Фабий взглянул на Мелюзину. Ее блестящие и живые, как ртуть, глаза встретились с его глазами, и он отвернулся первым. — Защитить от чего?

— От себя самого, по большому счету. Ты всегда был сам себе злейшим врагом. Твоя гордыня, твоя одержимость… твое собственное тело пожирает себя. Ты же просто энтропия во плоти. — Фулгрим скользнул к нему. — Враги, что выслеживают тебя, рано или поздно придут за тобой. А не они, так другие. Может быть, Абаддон. И Эреб, конечно. В конце концов ты наскучишь богам, Фабий, и они отправят своих рабов убить тебя в твоем же логове. Но сейчас… О, сейчас… — Фулгрим сложил перед собой все четыре руки. — Сейчас твоя ценность определена. Твое место на доске выбрано. Сейчас, сын мой, у тебя есть цель.

— У меня всегда была цель.

Фулгрим ухмыльнулся:

— Галактика не нуждается в новом человечестве, когда старое еще не растеряло свой вкус. Но ей нужны чудовища. И те, кто может создавать чудовищ.

Фабий помертвел:

— Чудовищ…

— О да! Ты всегда был таким изобретательным, когда дело касалось чудовищности. Жаль, что ты позволил себе отвлечься на другие заботы. — Фулгрим лениво махнул рукой. — Но с этим покончено. Теперь ты будешь делать то, для чего был создан. Боги велят — ты повинуешься. Круг замкнулся, сын мой.

— О чем ты говоришь? — Фабий оглянулся на Мелюзину: — Что он имеет в виду?

— Я имею в виду, — вмешался Фулгрим, — что пора оставить детские игрушки. Твои игры в божественность закончились. В конце концов, ты всего лишь песчинка в огромной галактике.

Глаза Фабия расширились от внезапного осознания:

— Ты хочешь сделать из меня раба.

Фулгрим хохотнул:

— Ты служил богам с того самого