Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Жеральд Мессадье

Все это его ничуть не прельщало: фабрика работала слишком хорошо, чтобы портить себе удовольствие, тратя доходы от нее на волокитство.

Но он предупредил Франца, обычно составлявшего ему компанию, которая его вполне устраивала:

— Остерегайся, друг мой, некоторых мушек в уголках губ: они часто скрывают шанкр.

Франц кивнул, насмешливо сокрушаясь. У этого хладнокровного пруссака был острый глаз и не менее острый язык, а его язвительные замечания о повесах, слонявшихся по площади с наступлением вечера, стали единственным настоящим развлечением Себастьяна.

— Вы только взгляните на ту старую красотку, что идет со стороны Часовой башни под ручку с каким-то юнцом. Ставлю в заклад мое жалованье, что это вовсе не ее сынок. Если бы она была его матерью, то не штукатурила бы себя, как стенку, и не мазалась, как каретное колесо. Судя по его хлыщеватому виду, это одно из местных удобств. И я не слишком удивлюсь, если он вскоре удерет в Триест с ее драгоценностями…

И так далее. При всем своем увлечении философией Себастьян не мог удержаться от смеха, слушая, как Франц разделывается с гуляками на площади. «К чему философия, если она сторонится действительности?» — думал он. Но он знал также, что людям нет дела до философии; они видят в мире лишь то, что хотят видеть.

Однако, несмотря на свой табарро, сам Себастьян отнюдь не остался невидим.

Как-то в воскресенье, у Куадри, некий человек весьма представительной наружности и в чулках из настоящего шелка остановился перед ним, поклонился и улыбнулся. Это оказался граф Макс фон Ламберг,[42]которого он знал по Вене, познакомившись с ним у маршала фон Лобковица. Ламберг был явно рад встрече. После приветствий и комплиментов оба уселись за стол. Оказалось, что Ламберг теперь камергер императора Иосифа II. В этом качестве он представлял собой ценный источник сведений.

Ламберг, разумеется, спросил, что привело графа де Сен-Жермена в Венецию. Чтобы рассеять малейшее подозрение в политической интриге, Себастьян поспешил сообщить о своем новом предприятии; камергер поначалу выразил удивление, если не скепсис. Тогда Себастьян пригласил его посетить фабрику. Тот, уже наслышанный о красильной мануфактуре, основанной Сен-Жерменом совместно с Кобенцлем в Турне, наконец поверил и пришел в восторг. Оба решили поужинать вместе сегодня же вечером.

В сопровождении своих слуг они направились в ближайшую таверну у моста Риальто. Там остановили свой выбор на дорадах, жаренных самым незамысловатым способом, и на репе с салом. Вино области Венето тоже было непритязательным, но не слишком терпким.

В свою очередь, и Себастьян спросил Ламберга, что привлекло его в Венецию. Ламберг заявил, что приехал с неофициальной миссией: убедить правительство Республики не вмешиваться в идущую войну. В любом случае, объяснил он, венецианцы столько раз обжигались в своих стычках с турками, что, хоть и люто ненавидят их после ужасного конца Брагадина,[43]не слишком склонны снова связываться с этими варварами. Себастьян тогда расспросил Ламберга о войне, которую Высокая Порта затеяла против России по наущению Австрии и Франции. Вопреки своей кажущейся беззаботности камергер проявил неожиданную широту взглядов.

— Граф, — ответил он, — кроме турок мы натравили на русских еще и татар, которым уже надоела центральная власть. Вместе они гораздо многочисленнее, чем вся русская армия. Нетрудно предсказать, что она будет разбита. Но тогда, что тоже вполне предсказуемо, мы вскоре заключим союз для защиты Австрии и даже России от турок, как делали это против Фридриха Прусского, поскольку тот стал слишком силен. Немецкие государства подобны карликам — они не терпят рядом с собой великанов. Читали в «Путешествиях Гулливера», как героя по рукам и ногам связали лилипуты?

— Да, — ответил Себастьян, улыбнувшись, удивленный трезвостью суждений камергера, равно как и его цинизмом. — Но император Иосиф Второй и его мать, императрица Мария-Терезия, знают об этом?

— Они не признаются в этом даже самим себе. В сущности, они живут одним днем. Carpe diem.[44]Но на своем веку они заключили и разорвали столько союзов, что не могут не знать.

— Значит, мы и дальше будем идти от войны к войне, принося в жертву десятки тысяч жизней, лишь бы удовлетворить интересы, которые не долговечнее пары штанов?

Ламберг пожал плечами.

— Все началось с убийства Авеля, — ответил он с усмешкой. — Столь мудрый человек, как вы, наверняка знает: никакой алкоголь не сравнится по крепости с властью. А также по своей ядовитости. Неужели вы думаете, что Екатерина Вторая велела убить своего мужа Петра Третьего из-за любви к России? Она же немка. Плевать ей на Россию. Ее муж был жалок, согласен, но ее советники, сами жадные до власти, намекнули ей, что она вполне могла бы его заменить с пользой для себя. Вот Петр Третий и исчез со сцены. Всего лишь театральный трюк.

Себастьян содрогнулся: ведь он сам был одним из этих советников. И даже переоделся женщиной, чтобы пробраться в Петергоф и побудить Екатерину к действию. Так что он оказался всего лишь орудием ожесточенной грызни за власть. Сознание собственной слепоты никогда еще не было столь мучительным; оно его буквально потрясло. Он отпил глоток шоколада с пряностями, чтобы взять себя в руки, и вдруг понял глубинный смысл одного из образов своей «Тринософии»: два льва, красный и черный, стерегущие корону… Он и раньше подсознательно догадывался о том, что сейчас резюмировал Ламберг, но еще не охватил умом. Ему вспомнились слова, некогда высказанные княгиней Полиболос: «Истинный секрет этого мира — власть».

— Даже если вы превратите людей в ангелов, — продолжил австриец, — это не гарантия от войны, граф. Вспомните, что эти чистые духи сами восстали против Бога. Так чего же ожидать от окружающих нас двуногих?

Себастьяна охватило чувство, что Общество друзей бессильно. Он подозревал это и раньше, но со временем навязчивая мысль приобрела вполне определенные черты. Себастьян уже с трудом боролся против уныния.

— Выходит, вы с легкостью соглашаетесь быть жертвой рока? — спросил он Ламберга.

— Не каждому, как Иакову, выпадает случай побороться с Господом, — ответил тот с улыбкой. — Поскольку я ничего тут поделать не могу, то смиряюсь. Сами-то вы выбрали хорошую партию, занимаетесь коммерцией. Поверьте мне, не вмешивайтесь в политику, — заключил австриец.