Жена из другого мира - Анна Замосковная

«Виктор», – горело на экране.

Было уже за семь часов вечера, рабочий день у дяди кончился, и ему вернули мобильный.

Вдохнув и выдохнув, прижалась лбом к стеклу и приняла вызов:

– Алло!

– Сань, только не говори, что ты звонила предупредить, что в пятницу не сможешь посидеть с Лелей.

Я поморщилась: совсем забыла, что у дяди с теткой корпоратив в пятницу, и я обещала присмотреть за племяшкой.

– Не смогу, – обреченно призналась я. – Уезжаю на год. И связаться со мной будет невозможно.

На том конце линии молчали. На фоне гудел мотор и переговаривались люди.

– На год? Куда? С чего это вдруг?

– Расхожусь с Павлом. Купила годовую путевку в островной санаторий, буду дышать свежим воздухом, искать смысл жизни. Интернет и телефоны запрещены правилами. Уезжаю через пару часов.

Снова молчание.

Потом ошарашенное:

– Сань, ты чего? Как поссорились? Почему на год? Ты же не соплячка какая-нибудь – обидки лелеять целый год у черта на куличках. Что на самом деле случилось? Какие у тебя проблемы? Со своей коллекторской работенкой наехала не на тех? Подключить моих ребят? Если не совсем отморозки попались, можно договориться.

– Нет, честно, все не так драматично и с работой никак не связано. Я правда еду отдыхать и разбираться в себе. – Почти не вру ведь. Почти. – Сам понимаешь, когда рушатся отношения длиной в восемь лет – это слишком… Это требует осмысления.

– Но не год же! Сань, тебе всего двадцать.

– Двадцать два.

– Ну двадцать два, все равно жизнь только начинается, в этом возрасте многие расходятся со своими первыми парнями, чтобы начать серьезные отношения.

Покосилась на Лавентина, ковырявшего на ошейнике шип. Дядя продолжал:

– Сань, давай возвращай путевку, слетай на недельку в Турцию, этого хватит.

Противненький внутренний голосок намекал, что больше всего дядю волнует, что теперь придется раскошеливаться на няню для племяшки. Хотя так лучше не думать. Даже если дядя звонит, только когда надо присмотреть за Лелей.

– Нет, я хочу поехать, – уверила я. – И хочу, чтобы ты в это время присмотрел за Павлом.

– Морду ему набить? Этого хватит, чтобы решить ваши разногласия?

– Нет, что ты, – нервно усмехнулась я. – Просто проверяй время от времени, платит ли он по счетам и не пытается ли продать квартиру. Свидетельство на собственность у нас безвозвратно потеряно, но вдруг…

И снова с той стороны молчание. Потом суровое:

– Сань, надо встретиться и поговорить.

– У меня честно все нормально.

Правда, я попала в другой мир, у меня теперь два мужа, а еще меня пытались убить и могут попытаться снова.

– Мне кажется, ты врешь, – сказал дядя.

– У меня правда все нормально. И я не хочу встречаться, извини, потому что ты не успокоишься, пока все из меня не вытрясешь, а у меня просто девичьи чувства, и потом будет стыдно за откровенность.

– Может, я не самый лучший дядя, но, если у тебя проблемы, – я должен помочь их разрешить.

– Это правда чисто психологическая проблема. Через год вернусь.

– А если там с тобой что-нибудь случится?

– Я укажу твой номер, тебе сообщат.

– А если нет? Ты должна оставить мне всю информацию: адрес, владельцы, реквизиты.

– Я их пробила, все в порядке.

– И все же…

– Пришлю их реквизиты по почте, – пообещала я, конечно же не собираясь ничего присылать, хотя потом получу за это взбучку. Если доживу до возвращения. – Мне пора бежать, пока. Поцелуй Лелю от меня. И я тебе деньжат скину на карточку, будешь покупать подарки от моего имени.

– Такое чувство, что ты прощаешься навсегда.

– Всего лишь на год, – улыбнулась я. – Пока-пока.

Посопев, дядя буркнул:

– Мне это не нравится. Но счастливого пути. И будет возможность – звони.

– Обязательно.

Я первой оборвала связь. Помедлив, выключила телефон. Посмотрела на свое отражение: взгляд испуганный, щеки красные, губы припухшие, хотя вроде недолго целовалась.

Вздохнула.

Еще на один пункт меньше в списке дел перед разговором с Павлом.

Даже возникла мысль потянуть время и съездить к дяде. Но при личной встрече он так замучает вопросами, что точно проколюсь. Придется рассказывать о волшебном мире, а для психики человека, считающего магию выдумкой и параллельные миры лишь безумной фантазией, такое известие и демонстрация доказательств могут стать разрушительными. Пусть лучше дядя спокойно живет в своем привычном мире и считает, что у его племянницы сдали нервы, чем нервы сдадут у него.

– Ты как? – Лавентин внимательно глядел на меня.

– Терпимо.

– Прости, – потупился он. И выглядел при этом так мило-мило. Виновато глянул исподлобья и приложил шипастый ошейник к шее. – Мне идет?

– Очень, – невольно рассмеялась я.

Тянуло обнять Лавентина. Сильно. И в его темных глазах читалось такое же желание.

Хуже того – внутри у меня все пело и трепетало, настолько хотелось оказаться в его руках.

Кажется, надо держаться подальше друг от друга, а то…

Я попятилась.

А браслет остался на месте – в полуметре от браслета Лавентина, словно привязанный невидимой веревкой.

– О нет, – застонала я.

– Повезло еще, что нас не прижало друг к другу.

– Не накаркай.

Лавентин вскинул брови. Пришлось объяснять значение фразы.

К счастью, Лавентин не накликал, нас даже отпустило сантиметров на десять, но ни о какой развеселой примерке речи больше не шло. Да и Лавентин, судя по томным вздохам и прикосновениям к своим губам, думал вовсе не об обновках.

Пришлось ограничиться тройкой штанов, пятком жилеток и парой косух.

Но когда Лавентин обмолвился, что в такой одежде он может вне острова длоров и столицы ходить, я не удержалась и взяла ему еще одежду. Ничего, в следующий раз буду морально готова к такой сногсшибательности и на него не брошусь, а посмотреть будет приятно.

Извинившись, что из-за нас пришлось держать магазин открытым на час дольше (продавщицы уверили, что мы можем приходить еще, они и на два часа позже закроют), мы покинули «Подвал».

На повестке дня оставалось еще два неприятных дела.

Поставив пакеты с вещами на газон, я попросила у Лавентина смартфон.

Пошел девятый час вечера. Значит, начальница успела принять ванну и поужинать. Время наибольшего ее благодушия. И полного нежелания заниматься работой. Самое то быстренько предупредить об увольнении и, может быть, даже обойтись без долгих объяснений.