Не сотвори себе врага - Алексей Калугин

– Я не шучу, – покачал головой старик. – Я просто знаю, что после того, как сбудется одно мое предсказание, когда ты убьешь меня, у тебя не останется ни минуты покоя. Каждый миг той жизни, что тебе осталась, долгая она будет или короткая, ты будешь ждать и бояться исполнения другого моего предсказания, того, что касается тебя и твоей смерти.

Гудри-хан нервно хмыкнул. Он ощущал себя подобно весам, на чаши которых брошен примерно равный груз, а стрелка бегает из стороны в сторону, не зная еще, какую предпочесть. Дерзость старика тянула вниз чашу ярости. Но то, как уверенно он держал себя, не испытывая, казалось, никакого страха перед близостью смерти, перетягивало чашу, наполненную сомнением. Император понимал, что нужно выждать какое-то время, чтобы дать стрелке весов остановиться, и одновременно с этим боялся, что кто-нибудь из присутствующих заметит его нерешительность. Лучше, чем кто-либо другой, знал он, что стоит только слугам почувствовать в хозяине неуверенность, как они набросятся на него, подобно бешеным псам, и разорвут в клочья. Гудри-хан старательно изобразил на лице безразличие.

– Я не боюсь тебя, старик. Но, чтобы доказать тебе и всем, что ты не пророк, а просто базарный шут, я сохраню тебе жизнь. Я велю заковать тебя в кандалы и бросить в темницу, чтобы больше ты никого не обманывал. Что станет тогда с твоими пророчествами?

– Они все равно сбудутся, – спокойно отвечал предсказатель. – Посмотри на меня, я слаб и немощен. В темнице мне не прожить и трех дней. Ты и в этом случае равно станешь моим убийцей.

Радостный блеск, казалось бы, близкой победы померк в глазах Гудри-хана. Взамен ему в них сверкнула злоба.

– Тогда я прикажу высечь тебя и вышвырнуть за ворота города! – воскликнул он.

– За ворота выкинут уже бездыханное тело, – отвечал старик. – Не утруждай себя, какое бы наказание ты для меня ни избрал, я, по своей старости, вынести его не смогу. Что бы ты ни повелел сделать со мной, мои предсказания сбудутся.

В гневе Гудри-хан вскочил на ноги. Он готов был броситься на старика и задушить собственными руками… Но тогда сбудется предсказание старика?

От гнева и отчаянного бессилия Гудри-хан заскрипел зубами. Не может быть, чтобы не было выхода из этой глупой ситуации! Он, Всемогущий правитель Подлунной империи, Великий и Ужасный Гудри-хан, на глазах всей своей дворни обязан был выйти победителем из поединка с сумасшедшим стариком.

Совершив титаническое усилие, Гудри-хан, едва не подавившись, проглотил свой гнев. Полоска, в которую превратились плотно сжатые губы его, надломилась, изображая улыбку победителя.

– Я разгадал твою хитрость, старик, – торжественно и громко объявил император. – Ты нарочно хочешь умереть, чтобы сохранить о себе славу великого предсказателя. Так знай же, не будет этого. – Взмахом руки Гудри-хан подозвал к себе слугу и указал ему на старика. – Отведи его на кухню, накорми, потом дай денег и проводи за ворота. Ну, что ты скажешь теперь, старик?

Ничего не ответив, предсказатель тяжело поднялся на ноги и последовал за слугой. В дверях он обернулся.

– Что ты носишь в левом кармане, у сердца? – спросил он у императора.

Удивленный его словами, Гудри-хан достал из кармана запаянный флакон, выточенный из цельного кристалла горного хрусталя.

– Это амулет, защищающий меня от предательского удара ножом.

– Там внутри всего лишь коровье дерьмо, смешанное с протухшим яичным желтком и древесной золой. Если не веришь, то разбей и понюхай, как оно воняет.

Сказав это, старик вышел за дверь.

Заметив, что лицо мага, изготовившего амулет, покрылось смертельной бледностью, Гудри-хан швырнул флакон на пол. Осколки хрусталя брызнули в стороны, а по розовому мрамору растеклась грязная лужица, источающая нестерпимое зловоние.

Колени незадачливого мага подкосились, и бесчувственное тело его мешком повалилось на пол.

* * *

На следующий день старик-предсказатель сидел на базарной площади на своем обычном месте, с волчком и горстью песка. Весть о том, что предсказателя увели к императору, давно уже разнеслась по городу, и никто из знавших старика не надеялся снова увидеть его живым. Удивленные, они обступили старика, забросали его вопросами. Ничего не утаив, рассказал им предсказатель о том, что произошло во дворце. Слушатели только удивленно качали головами и восторженно цокали языками. А когда старик закончил свой рассказ, один из них сказал:

– Ловок, ничего не скажешь. Тебе удалось обвести вокруг пальца самого Всемогущего!

И все остальные согласно закивали головами.

Старик на это только улыбнулся и ничего не ответил.

Старик, как всегда, был прав в своих предсказаниях. Он не обманывал правителя Подлунной, спасая собственную жизнь, а только помог ему сделать правильный выбор. Выбор между жизнью и смертью.

И только своему старому другу гончару Максаку, в доме которого останавливался всякий раз, приходя в Тартаканд, рассказал предсказатель всю историю со всеми ее, не видимыми для непосвященных, подводными камнями и скрытыми течениями.

– Ты правильно сделал, – согласился, выслушав друга, Максак. – И все-таки, если бы я был на твоем месте, – он азартно щелкнул пальцами, обеими руками одновременно, – я, пожалуй, согласился бы умереть, зная, что смогу прихватить с собой Гудри-хана.

Предсказатель улыбнулся и примирительно похлопал друга по плечу.

– А с чего ты взял, что следующий император будет лучше нынешнего? – сказал он. – Те, кто стоит в очереди к трону, раздают щедрые обещания, но мгновенно забывают о них, едва им удается ухватиться за власть. Гудри-хан, по крайней мере, хотя и жесток, но все же не глуп. Мягкотелый дурак на его месте был бы куда страшнее. Не переживай, Максак. Ни один правитель, скажу я тебе, не стоит того, чтобы отдавать за него свою жизнь.

Перед рассветом, когда небо еще было черным и звезды только слегка поблекли, старец вышел из пещеры, служившей ему жилищем. Преклонив колени на плите, отшлифованной тысячами прикосновений, он предался молитве. Молился он истово и самозабвенно, то распластываясь всем своим высохшим телом на камне, то протягивая тощие, трясущиеся руки к небу. Острый, заросший редкой седой щетиной подбородок судорожно вздрагивал, дрожащие губы беззвучно шептали слова молитвы. Из провалившихся глазниц по иссеченному морщинами пергаменту щек скатывались слезы.

Отшельник жил в пещере, запрятанной среди безмолвных скал, уже много десятков лет. Он уже не помнил мир, который покинул когда-то. Вся вселенная ограничивалась в его сознании десятью шагами от пещеры, служившей ему убежищем в непогоду, до родника, дававшего ему воду. Бесконечными самоистязаниями он превратил свое тело в скелет, обтянутый высушенной на солнце кожей. Вся его жизнь состояла из бесконечной череды молитв и самопогружений.

Среди людей отшельник был известен под именем святого Уко. Даже самые древние старики не помнили, когда он поселился в здешних горах. Поговаривали, будто жил он здесь всегда, с того самого дня, когда остроконечные пики, пронзив земную твердь, взметнулись к облакам.