Грязная жизнь - Владимир Колычев

По ходу, мужик этот бывший зэк. И, похоже, из авторитетных.

– Я Смык.

– А это что за шушера? – указал тот на толпу за столом.

– Это пацаны мои. Мы от хозяина продернули.

– В бегах, что ли?

– Да, в натуре.

– А какого хрена здесь делаете?

– Да подхарчиться надо было.

– И заодно бабу мою трахнуть?!

– Он изнасиловал меня! – послышался за спиной Дунькин вой.

– Зря ты так, мудила, – взгляд мужика наполнился смертельной угрозой.

– Да она сама хотела.

– Больше не захочет.

Смык собирался сказать что-то еще. Но грянул выстрел, и слова застряли в глотке вместе с пулей.

* * *

– Ну чо, пацаны, приплыли?

Мирон стоял в дверях и готов был пристрелить каждого, кто начнет гнать на него волну. Но никто даже не дернулся. Только центровой этой кодлы дергался, и то в предсмертной конвульсии.

Неладное Мирон почуял еще на подступах к дому. Тихо обошел его со стороны, беспрепятственно занял место в дверях. За столом сидела толпа. Восемь зэков в форменных фуфайках и шапках-«пидорках». Их всех держал под прицелом «макара» крепкий мужик со щетинистой бородой и автоматом на плече. Что-то не поделили.

Мирон быстро просек ситуацию. Пацаны за столом ему понравились. Все тертые калачи, крепкие. И морды такие тупые, в глазах ни проблеска живой мысли. Самое то для крепкой боевой команды. Умники ему не нужны – они опасны.

Подчинить себе эту толпу будет легко. Главное, пустить в расход центрового и задавить пацанов своим авторитетом. А повод разменять мужика нашелся. Дуню он изнасиловал.

Теперь Смык лежит на полу и бьется в агонии. И Мирону уже не помеха.

– Ты его, в натуре, по делу вальнул, – явно заискивая перед ним, подал голос мордоворот с перебитым носом.

– Ну да, по делу, – хохотнул другой. – Смык Стосу бабу твою сдавать не хотел.

Пацан с покатым лбом, глазами-щелочками и квадратным подбородком. Интеллекта в его черепушке – ноль целых одна десятая. Такого убивать не стоит. Но проучить надо, чтобы за базаром следил.

– А ты мою бабу не тронь! – Мирон подступил к нему, начал давить на него взглядом, а потом резко ударил рукоятью «беретты» в лоб. Тот свалился с лавки и замер на полу.

– Слушай, а кто ты такой? – сузил взгляд громила с обвислыми щеками. – Одного мочканул, другому по башке настучал...

Наконец-то хоть один из этого стада догадался спросить его об этом.

– Я Скорпион!

Мирон обвел толпу мутным взглядом.

– Скорпион? – как будто что-то вспомнил, переспросил тот, кого называли Стосом. – А это не ты ли «Золотую россыпь» дербанул?

А этот откуда все знает?

– Да, моя работа.

– Про тебя по «ящику» крутили. Портрет твой, кстати, светили. Ты это, точно, похож. Терли, будто ты семерых ментов вальнул.

– Было дело.

– А потом менты вальнули тебя.

– Херня все это собачья! – расхохотался Мирон. – Меня нельзя уничтожить!

– Да тебя вроде как болото засосало.

– Это менты у меня отсосали! – заливался демоническим смехом Мирон.

– Да, там тетка одна базарила, что ты один раз из мертвых воскрес. Терла, что ты еще вернешься.

– Вот я и вернулся.

Все, кто сидел за столом, смотрели на него глазами, полными сверхъестественного ужаса. Мирон спрятал ствол. Теперь он твердо знал, что никто из них даже и в мыслях не допустит поднять на него руку.

Они уходили от Дуни через три дня. Несколько раз в деревню ее гоняли. Все, что она купила, сожрали. И в дорогу харчей с собой прихватили.

– Мирон, ты насовсем уходишь? – Дуня, похоже, готова заплакать.

Но ему не было ее жаль. Он вообще не мог никого жалеть, даже самого себя.

– Пора уже, – не глядя на нее, обронил он.

– А как же я без тебя?

– Чо, трахать будет некому? – криво усмехнулся он. – Так мы тебя наперед досыта накормим.

Он сделал знак рукой, и Мыло и Квинт заломили ей руки и бросили на лавку. И тут же на нее насел Стос. Какая-то минута, и он уже запыхтел над ней. Давно он уже пускает слюни, глядя на нее. Но подпустил его Мирон к ней только сегодня. И все пройдут через нее. Пусть сбросят пар пацаны.

Дуню запустили по кругу. Все восемь пацанов попользовались ей. Она лежала на спине. С ужасом и удивлением смотрела на Мирона. Как же он мог позволить сделать с ней такое?

– Застоялись жеребцы в конюшне, – жестко усмехнулся он. – Пусть лучше в тебя сперма ударит, чем им в голову.

– Мирон, как ты мог? – зарыдала она. – Я же столько для тебя сделала!

– Мучаешься? – Мирон посмотрел на нее холодным взглядом рептилии. – Загнали тебя, бедную. А с загнанными лошадьми сама знаешь, что бывает.

В его руках появился пистолет. Дуня поняла, что он собирается сделать. Но не могла в это поверить. Ее взгляд был полон страха и удивления. Страх исчез, когда Мирон нажал на курок и пуля пробила в ее лбу небольшую аккуратную дырку. Глаза остались открытыми. В них застыло только удивление.

Девять опасных преступников с двумя автоматами и тремя пистолетами вышли из дома и двинулись в сторону Ярославля. Кроме провизии, они несли с собой две сумки, с деньгами и золотом. В последний момент Мирон переменил решение оставить слитки в земле. Теперь у него есть кому нести тяжести.

* * *

Макар Макарович Макаров занимался сбытом краденого уже не первый год. Чего только не приносили ему ярославские урки. И ковры ворованные, и домашнюю утварь, и сантехнику японскую, и все такое прочее. Но это он отметал в сторону. Его интересовали только драгоценности: кольца, серьги, броши, камушки, золото в слитках. Был у него один знакомый ювелир. К нему все эти цацки и уходили. А еще ему несли краденые паспорта. Это также ходовой товар. Навар от сделок Макар имел солидный. И в ближайшем будущем от дела своего отказываться не собирался. Дед его был барыгой и отец... Ну разве что накопит достаточно средств, чтобы за границу смотаться, тогда, наверное, отвалит в сторону от таких дел.

Звонок в дверь оторвал Макарова от его занятия. Он как раз пересчитывал деньги, снятые со счета в банке, чтобы расплатиться с теневыми поставщиками. Макар Макарович спрятал деньги в сейф, закрыл его на ключ и направился к двери. Через глазок он увидел двух мрачных типов бомжеватого вида. Их неотесанные рожи свидетельствовали, что они явные уголовники. Впрочем, к таким гостям он привык.

Макаров открыл дверь, но с цепочки ее не снял.