Фактор внешности - Гленн О'Брайен

Когда я выглядывал в окно, то смотрел вниз, в пропасть под нами, пытаясь разглядеть, где находится наш отель, выспаться в котором я рассчитывал, если останусь в живых.

— Это было, — продолжала Эдвина, — когда ты наклонился над моей выгребной ямой в своем грязном саронге с дырой, используя мою машинку для ногтей, чтобы удалить волосы с груди. Конечно же, ты не мог захватить ею волосы! Но разве ты соображал, что она для этого не предназначена! Если ею можно стричь ногти, то можно стричь и волосы и вообще все, что угодно, размышлял ты.

Она болтала без умолку.

— …твои отпечатки! Ты грязная свинья!

Эдвина встречалась с Бартом уже почти год. Он не мог порвать с ней, поскольку она одна из наиболее влиятельных редакторов модных изданий, которые не приняли бы Барта без ее протекции. Он нуждался в ее поддержке постоянно, чтобы не остаться без работы. Конечно, он суперпрофессионал в своем деле, настолько талантливый, что мог бы позволить себе пренебрегать отношениями с редакторами, но стереотип работы в модельном бизнесе предполагал соблюдение правил игры, и поэтому он предпочитал вести себя так, а не иначе. Барт умел не замечать то, что замечать не следовало. Эдвина была слепа, глуха, да еще и претенциозна, вульгарна и деспотична, но Барт не обращал на это внимания. Он делал вид, будто его все устраивает. Ценил в ней умение одеваться со вкусом, прекрасную фигуру. Всю дорогу Барт совал мне в нос ее полароидные снимки в голом виде. И почему-то при взгляде на них я тут же забывал про страх смерти.

Эдвина — красивая женщина, но чтобы наслаждаться ее красотой, нужно научиться не слушать то, о чем она говорит. Ужасное жеманство сводило на нет приятное впечатление, складывающееся при первом знакомстве. Но в то же время у нее был острый ум, интеллект, способность анализировать вещи, недоступные пониманию многих. Она одинаково хорошо ориентировалась как в самых обыденных вопросах, так и в предметах глубоко философских и абстрактных. Эдвина могла дать почти теологическое обоснование кажущимся пустыми и случайными капризам моды. Но если она видела плохо одетого человека, то даже не считала нужным снизойти до общения с ним, считая неумение одеваться признаком тотальной глупости. Она не разговаривала со мной несколько дней после того, как однажды увидела меня в пиджаке с пуговицами, отштампованными фирменным знаком «D&G», — деталь, на которую вряд ли кто-либо еще обратил внимание. Эдвина решила, что я принадлежу к тому примитивному типу людей, которые одеваются во второсортную продукцию «D&G». На самом же деле этот пиджак Кара дала мне во время игры в гольф, и я даже не стал рассматривать его. Позднее Барт объяснил мне причину недовольства Эдвины, и тогда мы помирились с ней.

Отец Эдвины был знаменитым историком искусств, который благодаря своему отцу и отцу своего отца смог занять видное положение в научном мире и позволить себе путешествовать по всему миру. Эдвина выросла в Лондоне, но ей также пришлось переезжать с места на место от Бермудов до Индии и Кенни.

Африка разожгла пламя романтической страсти между Эдвиной и Бартом. Они вместе ездили на фотосессию Зули, которая проходила в окружении племени масаев по заказу британского «Вог». Их взаимное презрение и антипатия друг к другу с самого начала послужили теми искрами, из которых потом разгорелся костер их романа.

К тому моменту, когда Эдвина с визгом остановила машину перед входом в отель «Святая Екатерина» в Амальфи, я уже был погружен в состояние священного ужаса и забытья, скрючившись на заднем сиденье. Она тут же побежала спросить, доставили ей одежду для съемки или нет, Барт помог мне выбраться из автомобиля.

— Господи, Барт, я почти не сомневался, что нам конец.

— Странно, что тебя это испугало. Я-то готов к смертельному прыжку в любую минуту.

— Если она ни черта не видит, как может так водить машину?

— По памяти. Она ездила по этой дороге миллионы раз.

Мы нашли Эдвину в баре. Она наслаждалась созерцанием присланной одежды.

— А вот и Чарли.

Эдвина оглянулась, но я знал, что моего лица она видеть не может. Чертовка просто определила, что это я, по длине тени, появившейся в комнате. И еще она отлично различала звук шагов каждого знакомого, зависящий от того, ботинки какой марки он носит. Я ответил жизнерадостно, не придавая значения тому, что с Бартом она постоянно обменивалась колкостями. Иногда на нее находило дурное настроение, и Эдвина прикидывалась, что забыла о моем присутствии. Как правило, это случалось в те минуты, когда она ссорилась с Бартом и ее раздражали все, кому он симпатизировал.

— Ты виртуозно водишь машину! — сказал я.

— Да, прелестный бар, правда? — отозвалась Эдвина. — Моя мама обычно привозила нас сюда.

Только теперь я полностью убедился в том, что Эдвина не только слепа, но и глуха. Но несмотря на все эти недостатки, у нее была потрясающая способность к творческому видению, и фотографы любили с ней работать. Она не только прекрасно ориентировалась в истории моды, но и понимала, как надо создавать великие фотографии. Очень многим она подсказала наилучшую концепцию для работ, удостоившихся впоследствии всеобщего признания.

Она сделала успешную карьеру в качестве редактора модных журналов, но также преуспевала и в области частных коммерческих проектов и консультаций дизайнерам.

Эдвина почиталась музой Педро Поуэла, пылкого дизайнера, который, как и многие из его поколения, очень быстро достиг признания в мире моды. Некоторые его поклонницы принадлежали к числу высокопоставленных особ и носили его одежду, тем самым обеспечивая ему отличную рекламу. Эдвина не только консультировала Педро перед его показами, но и принимала участие в разработке концепций многих коллекций.

Каждый месяц она приезжала в частное ателье Педро неподалеку от Таймс-сквер и привозила коробки, набитые до отказа всяческими находками, приобретенными ею в маленьких захолустных магазинчиках и на распродажах по всему миру. Она была способна не только по фасону и ткани определить дизайнера и время создания вещи, но и знала наперечет всех моделей и фотографов прошлого и настоящего. Ей достаточно было взглянуть на обрывок журнальной страницы, чтобы сказать: «Ли Миллер», «Коллекция Палм-Бич 1957», «Бэйб Пэли»… Эдвине принадлежали странные афоризмы наподобие «Коричневый — это черный нового времени», «Розовый — это морская голубизна Индии», «шотландский плед — это зарождение модернизма» или «Чтобы понять, что у девушки среднестатистическая личность, достаточно заметить, что у нее французский маникюр».

Среди ее творческих фантазий насчитывались самые разнообразные достижения — модели с павлинами, модели в спортивной одежде, взбирающиеся по склону Гималаев, модели на воздушном шаре, Зули и Сьюзан в одежде Вивьен Уэствуд, пьющие чай с папуасами в Новой Гвинее. Но сама Эдвина одевалась в ультраконсервативном стиле. Предпочитала вещи от Шанель и белые блузки. В крайнем случае, могла надеть черные джинсы и майку. Под ее влиянием Барт тоже стал предпочитать классические костюмы «Андерсон и Шепард». Думаю, Эдвина верила в абсолютную магию моды и не сомневалась, что костюм делает человека таким, каким он хочет стать. То есть, одеваясь как джентльмен, мужчина ведет себя как джентльмен. Откровенно говоря, у меня такой иллюзии не было. Мне неоднократно доводилось наблюдать, что пария остается парией, даже если одевается по-королевски.