Клинический случай - Карл Хайасен

– Не Клио. Вашей гостье.

– Ее здесь нет, – говорит мне Джерри.

– Хорошая отговорка.

– Она жива, ясно? Я же тебе сказал.

– Хотелось бы мне поверить тебе на слово, Джер, но это значило бы, что мой «ай-кью» равен размеру моей обуви. Я и пальцем не пошевелю, пока не услышу ее голос.

Уголком глаза я вижу, как старик-опоссум, который подслушивал наш разговор, проворно удаляется из поля зрения. В трубке приглушенный ропот – это Джерри, прикрыв микрофон ладонью, обсуждает с вдовой Джимми дальнейшую стратегию.

– Ладно. Девчонка позвонит тебе в три тридцать. Диктуй номер.

– 555-2169.

– Чей это еще, блядь, номер?

– Брэда и Дженнифер. Мы играет в рамми по четвергам,[119]– отвечаю я. – Это мой рабочий телефон, ты, краснозадый бабуин.

Джерри разражается фонтаном нелицеприятных эпитетов. Наверное, я его обидел. А на заднем плане бывшая Синтия Джейн Циглер воет, точно кошка, которой прищемили хвост.

– Про вас двоих можно кино снимать, – говорю я Джерри. – Клио могла бы сыграть Уитни Хьюстон. А тебя – Кевин Костнер или РуПол.[120]

– Отсоси! – И он вешает трубку.

Я выжат как лимон, и у меня кружится голова. И еще мне страшно – в основном из-за Дженет. Я опускаюсь на скамейку и вытираю вспотевшие ладони о брюки. Девяностодвухлетний Айк гоняется по пирсу за пеликаном, укравшим у него рыбу. Айк теперь мой герой. Купить новые зубные протезы, когда тебе уже перевалило за девяносто, – вот что такое настоящий оптимизм! Он с победным видом возвращается к удочкам, размахивая отвоеванными у птицы сардинами. Затем подходит ко мне:

– Джек, это было самое крутое полуинтервью, какое мне доводилось подслушать!

– Извините, я немного увлекся.

– Не извиняйся, это было потрясающе. За все годы работы я ни разу на такое не решился. Боялся, что мне с рук не сойдет.

Я обнимаю его за костлявые плечи и неожиданно для себя говорю:

– А почему вы так уверены, что это сойдет с рук мне?

Основной закон нашей профессии – журналист не должен быть замешан в историю, о которой пишет. А я застрял в своей по самые яйца. Меня так и распирает от желания рассказать Эмме про телефонный разговор с Клио, но я на все сто уверен, что Эмма велит мне звонить в полицию.

И тогда случится вот что: Хилл, или Голдман, или еще какой-нибудь тупорылый детектив припрется в «Туда-Сюда» на встречу с вдовой Джимми. Она будет с негодованием отрицать, что утопила мужа, отрицать, что угробила Джея Бернса, и, наконец, отрицать, что похитила золовку. Она скажет, что никогда не стремилась завладеть мастер-диском с песнями Джимми, и будет утверждать, что впервые слышит о его пропаже. И она скажет, что это я предложил встретиться в ночном клубе, а она и понятия не имеет, что я собирался с ней обсудить. Детектив будет блефовать, угрожать и задавать бесполезные вопросы, пока ему не надоест. А на следующий день Клио втихушку наймет автора песен, который сварганит для нее новое «Сердце на мели», Дженет Траш больше никто никогда не увидит, а у меня не будет никакой статьи.

С другой стороны, мне все равно эту статью не написать, если я встречусь с Клио и все пойдет наперекосяк. Гриффин, криминальный репортер, настрочит обо мне заметку, и, может, свое слово скажет молодой Эван, ведь это я и заслужил – некролог, составленный стажером. По крайней мере, парень попадет на первую полосу и, может статься, передумает учиться на юриста.

Я не собираюсь умирать, хотя смерть, несомненно, поднимет мое реноме в «Юнион-Реджистер». Американские журналисты не так уж часто гибнут в погоне за материалом, так что газета возвестит о моей героической кончине аршинными заголовками. Аксакал, учуяв Пулитцеровскую премию, бросит на расследование «звездный отряд». Эмма, стоически превозмогая свое горе, вызовется быть редактором проекта…

Я бы так не волновался, если бы Клио Рио была хоть чуточку умнее: здравомыслящие преступники никогда не станут убивать журналиста. Куда проще и разумнее его дискредитировать. Убейте одного журналиста – и на вас ополчится вся свора, начнут ломиться к вам в двери и задавать неприятные вопросы. На самом деле умереть при исполнении – один из немногих способов, оставшихся в запасе у немолодого автора некрологов, желающего произвести фурор, а ничего такого Клио совсем не нужно. Сегодня я объясню ей все негативные последствия моего устранения, если они с Джерри сами не дотяпали.

А Эмме я скажу, что говорил с вдовой Джимми, но она от всего открестилась, что, в сущности, чистая правда. А еще скажу, что образцы крови из дома Дженет совпали и что я поделился этой информацией с прокурором штата, который назвал сие обстоятельство «очень подозрительным». И я не скажу ей о своем плане обменять музыку Джимми на его сестру, поскольку сам еще не придумал, как это провернуть. Чем меньше народу в газете будет знать про этот саммит, тем лучше для меня.

Но Эммы в редакции не видно, только молодой Эван радуется моему приходу. Подлетает к моему столу и шепотом интересуется:

– Ну, как все прошло?

– Как по маслу. Она позвонила ровно в полдень.

– Круто! Значит, она нашла диск.

– Ага, только вот она догадалась, кто его прислал.

Эван бледнеет:

– Это не я! Клянусь, Джек!

– Я сам оплошал. Ребята из кафе, наверное, отследили мой заказ и узнали номер телефона.

– Так что тебе сказала Клио?

– Ничего такого, что не смогла бы понять обкуренная мартышка. Эван, давай не будем никому говорить про нашу аферу, ладно?

– А что? Я что-нибудь сделал не так?

– Нет, приятель, ты был великолепен. Но Аксакал не любит журналистов, которые «представляются не должным образом».

Эван сереет:

– Ты про то, что я назвался посыльным?

– Ты новичок. Ты мог и не знать.

– Но это же ты меня попросил! – выкрикивает он. – Ты хочешь меня подставить?

– Нет, я хочу спасти женщину. Иногда правилами нужно пренебрегать, Эван. Вряд ли мое откровение тебя шокирует, учитывая, какую профессию ты выбрал.

– Но Эмма знала!

– Не вини Эмму – в последнее время она попала под мое божественное влияние. Она еще на обеде, наша бесстрашная предводительница?