Академия и Земля - Айзек Азимов

– Следовательно, ты смотришь на этого ребенка как на важный вклад в фундаментальные исследования сознания.

– Да, пожалуй.

– Я так не думаю. Мне сдается, на борту у нас появилась опасность. Большая опасность.

– Какая опасность? Фаллом может отлично приспособиться – с моей помощью. Он разумен и, похоже, уже немного привязался к нам. Он ест, когда мы едим, ходит за нами, и я/мы/Гея можем получить знания неоценимой важности, исследуя его мозг.

– А что, если он родит детеныша? Ему не нужен партнер – он сам себе и муж и жена.

– Пройдет еще много лет, пока он достигнет половой зрелости. Космониты живут столетиями, а соляриане не горели желанием увеличивать свою численность. Задержка воспроизводства, вероятно, генетически заложена у всех них. У Фаллома еще долго не будет детей.

– Откуда ты знаешь?

– Я не говорю, что знаю. Просто пытаюсь рассуждать логически.

– А я говорю тебе, что Фаллом может оказаться опасным.

– Ты не знаешь этого наверняка. И ты как раз рассуждаешь без всякой логики.

– Я чувствую это, Блисс, безо всяких на то причин. Ведь это ты утверждаешь, что моя интуиция непогрешима.

Блисс нахмурилась и смутилась.

59

Пелорат задержался у двери рубки и робко заглянул внутрь. Казалось, он пытается понять, сильно занят Тревайз или нет.

Руки Тревайза лежали на пульте, как всегда, когда он входил в контакт с компьютером. Смотрел он на обзорный экран. Пелорат решил, что Тревайз таки занят сильно и стал терпеливо ждать, стараясь не шевелиться, чтобы не помешать.

Наконец Тревайз заметил Пелората. Правда, посмотрел он на него довольно-таки отрешенно. Глаза его смотрели отстранение взгляд блуждал. Как будто во время контакта с компьютером он видел, думал, жил несколько иначе, чем обычно.

Однако он медленно кивнул Пелорату, словно образ друга, с трудом проникая в сознание, произвел наконец какое-то воздействие на те участки мозга, что отвечают за распознавание зрительных образов. Затем, спустя мгновение он отнял руки от пульта, улыбнулся и вновь стал самим собой.

– Боюсь, я оторвал тебя от дела, Голан, – извиняющимся тоном проговорил Пелорат.

– Ничего страшного, Джен. Я просто производил проверку готовности к Прыжку. Теперь мы готовы, но я думаю, что выжду еще несколько часов, на всякий случай.

– Разве случайности имеют к этому какое-то отношение?

– Да нет. Это всего лишь поговорка, – улыбаясь ответил Тревайз, – хотя от случайностей никто не гарантирован, по крайней мере, теоретически, Ну, что стряслось?

– Могу я сесть?

– Конечно, но давай лучше пройдем в мою каюту. Как там Блисс?

– Прекрасно. – Он откашлялся. – Она снова спит. Она должна выспаться, ты же понимаешь.

– Естественно. Гиперпространственный разрыв. Понимаю.

– Верно, дружочек.

– А Фаллом?

Тревайз устроился на кровати, предложив стул Пелорату.

– Помнишь те книги из моей библиотеки, которые ты распечатал через компьютер для меня? Сказки и предания. Он читает их. Конечно, он слабо понимает галактический, но, кажется, ему доставляет удовольствие произносить слова вслух. Но… почему-то я говорю о нем в мужском роде. Почему бы это, как ты думаешь?

– Возможно, потому, что ты сам мужчина, – пожал плечами Тревайз.

– Может быть. Он страшно умный, знаешь ли.

– Я просто уверен в этом.

Пелорат замялся.

– Я вижу, тебе не очень-то нравится Фаллом.

– Ничего не имею против него лично, Джен. У меня никогда не было детей, и я, в общем, никогда не питал к ним особо нежных чувств. А у тебя вроде бы были дети, насколько я помню?

– Сын. Знаешь, это такое удовольствие – иметь сына, особенно когда он еще маленький. Может быть, именно поэтому я невольно считаю Фаллома мальчиком. Это возвращает меня на четверть века назад.

– У меня нет никаких возражений из-за того, что он тебе нравится, Джен.

– Ты тоже полюбишь его, если только попробуешь отнестись к нему непредвзято.

– Думаю, что да, Джен, и в один прекрасный день я, может быть, попробую.

Пелорат помолчал немного и сказал:

– Ты, наверное, уже стал спорить с Блисс.

– На самом деле мне не кажется, что мы так уж много спорим, Джен. Мы с ней в действительности вполне нормально сотрудничаем. Вчера мы даже очень конструктивно побеседовали – без криков, без взаимных упреков – насчет того, почему она не сразу вывела из строя роботов охраны. В конце концов она продолжает спасать нам жизнь, так что я не могу предложить ей что-либо, кроме дружбы, не правда ли?

– Да, понимаю. Только я не про это. Я про споры, а не про «ссоры». Я про ваше постоянное расхождение во мнениях о Галаксии как противоположности индивидуальности.

– Ах это! Я полагаю, эти дискуссии продолжатся, но будут корректными.

– А что ты скажешь, Голан, если я приведу аргумент в пользу Галаксии?

– Никаких возражений. Только скажи: это твое личное мнение или ты просто чувствуешь себя счастливым, когда соглашаешься с Блисс?

– Это мое мнение, честное слово. Я думаю, Галаксия – это самое логичное будущее. Ты сам выбрал это направление развития человечества, и я все больше убеждаюсь в том, что оно верно.

– Потому что я выбрал его? Это не аргумент. Что бы Гея ни говорила, я способен ошибаться, ты же знаешь. Так что не позволяй Блисс убеждать себя в преимуществах Галаксии на этом основании.

– Я думаю, что ты не ошибся. Это мне доказала Солярия, а не Блисс.

– Каким образом?

– Ну, во-первых, мы изоляты, ты и я.

– Это ее термин, Джен. Я предпочитаю думать, что мы личности.

– Это просто вопрос семантики, дружочек. Называй, как хочешь, но мы заключены в наши собственные шкуры, окружающие наши собственные мысли, думаем сперва и прежде всего о самих себе. Самосохранение для нас первый и главный закон природы, даже тогда, когда это означает, что всем остальным на свете будет причинено зло.

– Известны люди, отдавшие свои жизни за других.

– Это редкое явление. Гораздо больше известно людей, покушающихся на насущнейшие нужды других ради какой-нибудь собственной глупейшей прихоти.

– И какое отношение это имеет к Солярии?

– Ну, на Солярии мы могли видеть, во что могут превратиться отдельные независимые личности, если тебе так больше нравится. Соляриане с трудом смогли разделить между собой целую планету. Они решили, что жизнь в полнейшей изоляции есть совершенная свобода. Они не привязаны даже к своим собственным отпрыскам и убивают их, если их слишком много. Они окружили себя роботами-рабами, которых обеспечивают энергией, и когда солярианин умирает, все поместье символически умирает вместе с ним. Разве это достойно восхищения, Голан? Разве это можно сравнить с тонкостью, добротой, заботой, царившими на Гее? Блисс вовсе не обсуждала это со мной. Это мои собственные мысли и чувства.